| |
ПАСХАЛЬНОЕ ПРИЧАСТИЕ
Христос воскрес! Еще одна весна
Пасхальным звоном душу разбудила,
Согрела, напитала, окрылила
Глотком, казалось, хлеба и вина,
Но жилы наполняла плоть и кровь
Того, кто от времен всему начало,
И бренная природа не вмещала
Ту радость и вселенскую любовь.
Вкушая дар причастности Ему,
Оставлю суть за гранью пониманья!
Когда горячей влагой покаянья
Смываю огрубевшую вину,
То знаю, что вернется красота,
Ростком весенним выбившись из праха,
Но как принять без робости и страха
В свой тесный мир безмерность Божества?
Качнулась где-то чаша на весах,
И хартия пополнилась строкою…
Я верю, Он по-прежнему со мною
В своих живых, целительных дарах!
«УТОЛИ МОЯ ПЕЧАЛИ»
Я вернулась в город детства,
Где до боли все знакомо.
В нашем храме по соседству
Та же старая икона.
В глубине, в киоте, слева,
Не приметная вначале,
На меня смотрела Дева
«Утоли моя печали».
В том же бронзовом окладе,
Тот же лик, волна покрова,
Но откуда в этом взгляде
Столько горького укора?
И заныло, зазнобило,
Что-то в памяти воскресло:
«Утолить бы все, что было,
Неневестная Невесто!».
Обожгли воспоминанья,
Не стерпеть душевной муки:
«Дай мне силу покаянья,
Утоли моя недуги!»
Разорвав времен оковы,
Той девчонкою- невеждой
Я к Тебе припала снова
С детской трепетной надеждой,
Словно пойманная птица
В ожидании свободы:
«Милосердная Царица,
Утоли моя невзгоды…»
Вечер, церковь опустела,
Образ, тронутый свечами,
И, как прежде, смотрит Дева
«Утоли моя печали»…
ЯЗЫЧНИЦА
Она о дочери молила,
А Он безмолствовал в ответ…
Она стенала и вопила
И неотступно шла во след.
Казалось ей, что Он не слышит
В разноголосице людской,
И крик язычницы все выше
Летел и бился над толпой.
Уже апостолам тревожно,
Но он сказал ученикам:
«Хлеб у детей отъять не должно,
Чтоб в расточенье бросить псам».
Но встала женщина пред Богом,
И слышал глас ее народ:
«О, Господин, и псы по крохам
Приемлют с трапезы господ».
И удивились все без меры,
И Он сказал ей наконец:
«О женщина, великой веры
Ты здесь явила образец.
Иди, закончились страданья,
Сбылось желание твое».
И в тот же миг от беснованья
Господь избавил дочь ее.
ПРОШЕНИЕ
Дай, Господь, усердия и силы,
Дай терпенья, кротости такой,
Чтоб еще при жизни, до могилы,
Над земной подняться суетой.
Чтоб молитва гимном зазвучала
И Тобой исполнились уста,
Чтоб хотелось все начать сначала,
С чистого и белого листа.
Чтобы верить искренне и просто,
Втайне делать добрые дела,
Чтоб душа, покрытая коростой,
Милостью Твоею ожила.
Вдруг увидеть то, что было прежде,
Содрогнувшись, пожалеть о том
И воззвать, воззвать к Тебе в надежде
Всем своим погибшим существом.
Чтоб нести свой крест, Тобою данный,
Во смиренье, как и Ты, Отец,
И мой плач в молитве покаянной
Был Тобой услышан наконец.
Чтоб в духовной бодрости и силе
Мне идти в селения Твои
К той заветной, вечной литургии
Торжества прощенья и любви.
КРЫЛЕЧКО*
Мы стояли у церкви «Крылечко»
Тихвин знает тот храм небольшой.
Рядом с ним мелководная речка,
Монастырь за высокой стеной.
Этот храм, как киот для иконы,
Что написана в нише, в стене.
Богоматери лик чудотворный
Здесь хранят с незапамятных дней.
Мы напрасно у церкви стояли,
Двери заперты, в петлях замок.
Монастырские ключ нам искали,
Только он отыскаться не мог.
Перебрали все тщательно, вроде,
Кто-то даже решился сказать:
«Может быть, Богородица против,
Нас не хочет к себе допускать».
Пятьдесят человек возле двери,
Время шло, не ведя ни к чему…
И тогда мы, как будто, прозрели
И увидели нашу вину.
А с утра между нами пожаром
Полыхал и метался раздор,
И мы поняли, видно недаром
Неподатлив тяжелый затвор.
Пятьдесят, как один, без сомненья,
Словно души на горний алтарь,
Опустились мы все на колени
И негромко запели тропарь.
Этот общий порыв покаянный,
Будто чувствую даже теперь.
И нашелся тот ключик желанный,
Отворив непослушную дверь.
Мы вошли как-то робко, несмело,
Было солнце в тот утренний час,
А с иконы Пречистая Дева,
Как живая смотрела на нас.
Так тепло и с любовью такою
Смотрит в душу одна только мать,
Словно в Пасху цветущей весною
Разливалась вокруг благодать
И сказать ей так много хотелось,
Все мы знали, что слышит она,
И усталость куда только делась,
И ночная дорога без сна.
Потрясенно стояли мы рядом,
Не скрывая нахлынувших слез.
Помню кто-то повесил лампаду,
Кто-то тихо подсвечник принес.
Здесь, в молитвах, акафистах, пенье
Открывался незримый простор,
Неожиданный свет откровений
Потаенный души разговор.
Сколько были еще там, не знаю,
Позабыли о времени мы,
Только часто тот храм вспоминаю
У простой монастырской стены.
Благодарствуй, Всепетая Дева,
Будто путь я проделав большой,
На крылечке твоем посидела,
Отдохнув и окрепнув душой.
____
С праздником! Сегодня, в честь 445-летия обретения Казанского чудотворного образа Божьей Матери в нашем городе, хочу поделиться с вами своим давним стихотворением, написанным мной в те дни, когда состоялась из Казани паломническая поездка в г.Тихвин. Мы встречали образ Тихвинской Божьей Матери, возвращаемый в Россию из-за рубежа. Ожидая этот образ, мы посетили маленькую церковь , называемую в народе "Крылечко" (подняться к ней надо было по ступенькам). Эта церковь была знаменита тем, что в годы гонений ее не разрушили и не могли уничтожить чудотворный образ Тихвинской Божьей Матери, написанный в нише стены и считавшийся хранительницей города в годы, когда основная икона была увезена из России.
К БОГОРОДИЦЕ
Не оправдаться, не очиститься –
В душе давно покоя нет.
Молельщица моя, Просильщица!
Защитой будь от зла и бед.
И для меня ты Божьей милости
У сына Твоего проси.
Без помощи Твоей не вынести
Грехов моих на суд. Прости!
В устах – молитва покаянная.
Скорбя от непрестанных мук,
Пойду, как агнец, на заклание,
Скрестив запястья бледных рук.
А боль волною катит жгучею
И застит очи белый дым…
Ко мне во сне звездой падучею
С небес слетает серафим.
Крыло пушистое на голову
Мою кладёт. Спешить велит.
Недвижное речное олово,
Рассветный неба хризолит,
Мелькнув, пропали. Притяжение
Уже не властно надо мной.
Лишь крыл неслышное движение
У серафима за спиной.
***
Охота пыли звёздной полные карманы…
Попробовать на вкус небесной манны…
На брачный пир довольно много званных,
Да мало среди них гостей избранных.*
К Причастию дерзнёт ли недостойный?
Вернётся ли дорогой долгой к дому,
Беспомощный, соблазна сетью пойман.
Отрадное прозрение слепому
Даётся. Вот уж вьётся тень разлуки
Со всем земным. Но нет о том печали.
С ерусалимским оттиском печати **
Наденут саван. И под грудью руки
Бечёвкой свяжут. Но пока Любовью,
Ещё горю! Так оплывает, жарок,
В напевной простоте молитвословья
Свечи церковной маленький огарок.
Пусть и не во сто крат, но в меру силы
На пашне сердца вырастить пшеницу.***
По ком, мой друг, колокола звонили? –
По нам с тобой. И время торопиться!
Не упредив, негаданный, нежданный,
Настанет миг. Но грамотой охранной
Пребудут и Любовь, и Доброта.
Взойдёт душа, на горний мир взирая,
На внеземных путях взыскуя рая
По длани указующей Христа.
_________________
* притча о брачном пире — Евангелия от Матфея и Луки. «Много званных, да мало избранных»
** Рубашка с печатным изображением Крещения И.Х. в р.Иордан, привезённая из Иерусалима.
*** Притча о сеятеле – Евангелие от Матфея.
ПРЕДЧУВСТВИЕ
«Не делай себе кумира …»
2-я заповедь из 10-ти,
данных Богом Моисею на горе Синай
То день, то ночь. От сотворенья мира
Идем по восходящей до черты.
Не делай для души своей кумира
И планов нескончаемой тщеты
Не строй, живя как будто день последний
Из причитающихся дней – любой:
В отечестве своем, в стране соседней
Раздор вскипает злобою людской.
То ночь, то день. Песочницу часов
Владычная рука перевернула
В мильонный раз, и эхо голосов
Ослабевает в нарастанье гула
Из чрева воспаленного земли…
Предчувствие вселенского испуга.
Божественному голосу внемли,
Пока ещё бетховенская фуга*
Звучит, пока шевелятся уста,
Шепча слова библейского канона…
Но время вышло… Келия пуста.
Уж слышен звук ремённого хлыста.
Временщика роскошная корона
Лежит в пыли. И женщин, и детей,
Мужчин и стариков людское стадо
Бредёт. «Воды отравленной не пей
Ты из копытца, Ванечка, не надо!»
Кто гонит их? – Молчание ягнят…
И ни словечка, вздоха или стона.
Перед собою их потухший взгляд
Идут без остановки отрешенно.
Всё гарь, да сушь. Растрескавшийся грунт.
Ни ручейка, ни влаги с небосвода.
Неведомо, куда они бредут,
Не вспоминая племени и рода…
_________________
* Большая фуга Бетховена для струнного квартета
НА ХОЛМЕ
К картине Леонида М. «Мать и ангел»
Она молиться сюда пришла
О сыне блудном, своей кровинке.
В сожжённом сердце – одна зола,
В глазах сухих ни одной слезинки.
И вот, не дойдя до конца псалма,
Почуяла будто бы всплеск крыла,
Прикосновенье к её косынке:
С лица сошла, вся белым-бела.
Стоит, ни жива, ни мертва сама:
Платочек белый, до полу юбка,
А под ногами цветов кайма,
И словно парит на краю холма,
И кто-то тихо на плечи хрупкие
Ей длань эфирную возложил…
Душа её, как в силке голубка:
Трепещет, бьётся и нету сил.
Оборотилась, и – никого!
Тропа, заросшая травным сором,
Одно перо заплелось в котором.
Кто обронил, из крыла чьего?..
И укреплялись в ней дух и плоть
От осознанья: не одинока!
Ей утешенье подал Господь,
Узрев печаль вездесущим оком.
* * *
Преодолев ещё один рубеж –
Две тыщи энный с Рождества Христова,
Я оказалась в промежутке меж
Вчерашним днём и неизвестным новым.
Та неизвестность сразу с января
Вдруг отменила зимние метели.
И в первый раз, наверное, не зря
Не рады мы непрошенной капели.
Где тот мороз рождественской ночи,
Когда в Сочельник сочиво сочилось,
И говорили звёздные лучи,
Что чудо Вифлеемское случилось?
Зажгу свечу – здесь мой иконостас
Из вышних и моих домашних ликов.
Не скрыться мне от их пытливых глаз
И отражённых той свечою бликов.
О чём ещё молиться может мать,
Сестра и дочь – в одном лице едином –
Способен тот, единственный, понять,
Кого сам Бог нарёк любимым сыном.
ИЕРУСАЛИМУ
Прощай, прощай, святой Ерусалим!
Твои огни остались за спиною.
Как хорошо, что ты в душе со мною.
Хоть памятью, но всё-таки храним.
Твой светлый лик меня заворожил –
Блеск куполов и строгость минаретов.
Как удивительно переплелось всё это…
Но удивительней – что сам Христос здесь жил!
Вот тут ходил, где я теперь хожу…
Вон там сидел, под ветками оливы…
Их охраняют стены бережливо.
И я на стену руку положу.
И растворюсь с историей библейской…
И окунусь в такую глубь веков,
Где Иисус водил учеников
По выжженным дорогам Галилейским.
Где трижды сатана вопрос изрек,
Коварный и опасный искуситель.
И трижды отвергал его Спаситель:
«Не хлебом жив единым человек…».
Где нёс Он Крест, и падал, и вставал,
И выше на Голгофу поднимался.
Где след ноги его живой касался
И веру человеку придавал.
Где главная молитва «Отче Наш…»,
Как вечный мост над бурною рекою,
Соединила человечество с тобою
И охраняет, словно верный страж.
Нельзя «приехать» в Иерусалим –
В него «восходят» тихо по ступеням,
И преклоняют перед ним колени,
И голову склоняют перед ним…
Священная Земля – Ерусалим.
РУССКАЯ АТЛАНТИДА
Тихо течёт Молога*,
Пряча дома и судьбы.
В речку ведёт дорога.
Выживший не забудет:
Падало небо в воду,
Город спасти пытаясь.
Но не осталось броду.
Берег, с волной ласкаясь,
Помнит все переулки,
Помнит все перезвоны.
Эхо там вторит гулко
Осиротевшим стонам.
Рыбы там над домами
Плавают ли? Летают?
Кружатся косяками?
Или по-птичьи – стаей?
Лики святых размыло.
Всюду печаль и холод.
Смотрит ветла уныло
На затонувший город,
Где под водой застыли
Церкви и колокольни.
Раньше в них службы были –
Нынче представить больно.
Вот и стоят в печали
Вечным укором виды,
Чтобы не забывали
Русскую Атлантиду…
_________
*Молога – город, располагавшийся при впадении реки Мологи в Волгу и затопленный
Рыбинским водохранилищем
ТРИДЦАТЬ ТРИ СВЕЧИ
Ты привезла мне 33 свечи
Из тех краев, от тех заветных стен,
Где сердце так взволнованно стучит
И ничего не требует взамен,
Лишь только благодатного огня,
Сошедшего с заоблачных высот.
Теперь те свечи есть и у меня.
Я их зажгу, когда придет черед.
Я буду заживать их по одной
И медленно за пламенем следить.
И будет тот огонь опять со мной.
И будем мы с ним молча говорить,
О чем не стоит воздух сотрясать.
Пусть это будет только наш секрет.
О чём другим совсем не стоит знать
Ни через год, ни через много лет.
Ты привезла мне 33 свечи
Из тех краёв, из тех священных мест,
Где сердце так взволнованно стучит,
Что слышно камню каждому окрест. |
|
