ВСЕВЛАСТНО – НЕБО

(О поэзии Николая Коновского)

Непростое, нелёгкое дело – читать творения Николая Коновского.

Приходится тщательно вглядываться, всматриваться в его тяжеловесную манеру письма, улавливая сложные, но всегда очень ёмкие многогранные образы:

Тонко поющее, тёплое прикосновенье:
Этот – мерцающий, льющийся мягкой волной
Свет возносящийся? ангельское дуновенье? –
Житный, полуденный, веющий ветер степной, –
Смутно, таинственно, будто бы что-то пророча
В жизни несмысленной, в памяти, еле живой, –
Медленно, исподволь, в молньей разодранной ночи
Преображается
В душу пронзающий вой!
(стихотворение «Смутно, таинственно…»)

Обратим внимание на необыкновенную густоту чувства и образов, имеющих словно бы некое внутреннее духовное родство, единое духовное поле, а потому просто и естественно перетекающих друг в друга.

Отметим также, что синтаксически данное стихотворение является одним предложением. Это говорит о высоком авторском мастерстве и своеобразии, узнаваемости почерка, стиля. По стилю, манере письма Николая Коновского трудно, невозможно спутать с другим поэтом.

Приметы Родины, отчего края предстают перед нашей душой в какой-то очень узнаваемой и в то же время неповторимой новизне, и всё это предельно точно, зримо:

Солнце всё выше, всё медленней ровные взмахи
Сочно свистящего, блещущего острия!
Потом десятым пропахли на теле рубахи.
Руки горят нестерпимым огнём от косья.

Тянет грозою.
…И вздуются реки, как вены.
И превратится простор в леденящую дрожь.
Ну, а покуда с покоса устало-блаженно
Шляхом чумацким по тряскому шляху плывёшь.
(стихотворение «Июль сенокосный»)

Впечатление от внутреннего мира поэта таково, что сиюминутная суета окружающего остаётся вне поля его зрения, почти не касается поэта.
Пространство образов у него всегда очень точно совпадает с пространством его мироощущения, миропонимания.

Вчитываясь в Николая Коновского, нельзя не отметить красной нитью по всему его творчеству проходящую смысловую параллель: земля – небо; преимущество у него всевластно за вторым, – этакое вечное преодоление земного своеобразного притяжения, тяга к высшему:

Дремлет подоблачный бор.
Травами пахнет простор.
Влагой туманится взор.
………………………………
Словно бы горя и бед
Не было в мире и нет, –
Только лишь ветер и свет.
…………………………….
Видишь: скрестились в Горсти
Благостной – наши пути,
Грозы, ветра и дожди.

Птица взлетела в зенит…
Тает, надрывно звенит
Жизни тончайшая нить…
(стихотворение «Жизни тончайшая нить»)

Вообще, тема Высшего начала – особая в творчестве Николая Коновского, она всегда у него решается не прямолинейно, но и не витиевато, а как-то особо деликатно, углублённо, поэтически достоверно:

Грёзы плакучие ветел…
Морща текучую гладь,
Дунул полуденный ветер, –
Так, что и трудно дышать!..
………………………………………..
Стынет в божественной сини,
Длится в таинственном сне,
Тающе-неугасимый,
Свет… надо мною? во мне?..

Сонною плещет листвою,
Мреет в степном забытьи, –
Мир, сотворённый Тобою,
Полный щемящей любви…
(стихотворение «Мир, сотворённый Тобою…»)

Язык поэта, словарный запас его творений далеко выходит за рамки общепринятых у большинства стихотворцев лексических горизонтов.
Говоря о языке поэзии Николая Коновского, следует отметить, что и самому поэту внятен голос стихии, голос родной природы:

В глухой ночи – наитие глагола,
Наитие ревущих в бездне вод…
И – бурею взошло! И раскололо
Изломанным огнём – небесный свод!..

Так в чьей теперь слепой руке и власти
И мрак, и свет, и потрясённый крик –
Необоримой и тяжёлой страсти
Дошедший до чужой души – язык!..
(стихотворение «Язык»)

Поэт порой логически неожиданен, но всегда предельно ёмок в своей эмоциональной свежести, правде жизни и чувства, в своей многоплановой лаконичности.

У мирозданья в руках находится всё, что дорого сердцу поэта: человеческая жизнь, душа, ночь, море, бархатно-режущий звук изнемогающей от страсти скрипки, его любимая женщина (любовная лирика в творчестве Николая Коновского, как и любого значительного русского поэта, занимает особое, едва ли не довлеющее место):

Блестки космической пыли –
Призрак, томление, прах –
Вот мы с тобою застыли
У мирозданья в руках.

И одеваются в зыбкий,
Полный смятенья и мук,
В изнемогающей скрипки
Бархатно-режущий звук –
Преодоление зверя,
Смерти, любви и тоски.

Волны ложатся на берег.

Кровь ударяет в виски.
(стихотворение «У мирозданья в руках»)

Читать Николая Коновского, размышлять над его строками удивительно притягательное, это, конечно, в высшей степени плодотворное, мыслительное дело!

Когда-то давно, на исходе советского времени, мне на внутреннюю рецензию из библиотечки «Молодой гвардии» прислали рукопись мало тогда кому известного молодого поэта Николая Коновского, которую я одобрил.

И время теперь само показало, что в этом поэте я не ошибся…

Доброй сердечной завистью завидую тем, кому предстоит ещё долго, воодушевлённо и радостно открывать для себя этого редкостного подлинного поэта.

Олег КОЧЕТКОВ, поэт, член Союза писателей России.

Николай КОНОВСКОЙ

ВОТ И БЛАЖЕННОЕ ЛЕТО ПРОШЛО
Жаром студило и холодом жгло –
Вот и блаженное лето прошло.

Вот и короткое лето прошло,
Стало вокруг первозданно голо:

Смотрится в душу сквозь сетку ветвей
Мир, обнажённый до сути своей.

В волглой бездонности стынет ветла –
Красное лето сгорело дотла.

Перетирается в пепел и прах
Прошлое – на леденящих ветрах.

В сонной реке замерзает вода.
Красное солнце плывёт в никуда.

Эхом оборванным дрогнула нить –
Сердце, которое не возвратить.

С лихом дружилось, и с горем везло…
Красное лето, сгорая, ушло.

АНГЕЛ МОЙ, РАДОСТЬ МОЯ…
Жить бы, бесстрастно приемля
Мир, – как над полем звезда…
День убывает. На землю
Скоро придут холода.

Птицей рассветною пела,
Только, тревогу тая, –
Что ты в грядущем узрела,
Ангел мой, радость моя?..

Сумраком дышат овраги.
Лето – зови-не зови!
Всё, что к смиренью и благу,
Господи, благослови!

Душу сжигавшие страсти
Время сотрёт без следа…
Похолодеют запястья.
Заледенеет вода…

И на угрюмом просторе,
Диком просторе пустом
Сердце – очистится горем,
Реки – очистятся льдом.

ГОЛОС РАВНИНЫ ПРОДРОГШЕЙ
Белый покров первопутья,
Санный – по наледи – след, –
Словно бы в мраке безлюдья
Вспыхнул неведомый свет.

Необозримой рекою
Медленно, издалека
К вечному словно покою
В небе плывут облака.

Что же, что жизнь скоротечна,
Даль холодна и пуста, –
Но леденящая вечность
Светом целует в уста!..

Слышишь ли во поле, в роще,
Заиндевелой уже,
Голос равнины продрогшей,
Равновеликий душе?..

ДОКОЛЬ, СКАЖИ?..
Всё, как всегда: далёкий лес и поле,
Теснящееся стадо на мосту.
…Душа моя неслышная, доколе
Томясь, впивать земную пустоту?

Взойдёт луна, отражена во зраке
Ночных озёр, и оживёт вода...
А ты, мой путь... доколь в небесной раке
Таиться будешь, - русская звезда?

Проходят дни, – как будто бы сочится
По капле кровь – бесцельно, в никуда.
…Доколь, скажи, ещё тебе страшиться
Людского, а не Божьего суда?

СМУТНО, ТАИНСТВЕННО…
Тонко поющее, тёплое прикосновенье:
Этот – мерцающий, льющийся мягкой волной
Свет возносящийся? ангельское дуновенье? –
Житный, полуденный, веющий ветер степной, –
Смутно, таинственно, будто бы что-то пророча
В жизни несмысленной, в памяти, еле живой, –
Медленно, исподволь, в молньей разодранной ночи
Преображается
В душу пронзающий вой!..

БУРЯ НАД РУССКОЙ РАВНИНОЮ...
В темень безвидную отчая пала звезда.
Сны заколочены, стала быльём борозда.
Века остатнего – кожею! – чую елей:
Мрачною сыростью тянет с угасших полей.
…………………………………
Буря над русской равниною, – слышишь, Господь,
Эту претрудную многострадальную плоть? –
Как осиял её – ангельским сонмом пропет –
Незаходимый умиротворяющий свет?..

КРОВНОЕ, ТАЙНО-РОДНОЕ
Как будто со сна зароптали древесные главы, –
И мир поднебесный накрыло шумящею лавой.

И в недра подземные, не обретая свободы,
Рванулось неистовство – линией громоотвода!

Был мела белее, метавшийся криво и косо,
Во тьме – березняк, обезумевший и безголосый.

Слепя, приближалось, гремело – то ниже, то выше,
И было готово сорвать уже старую крышу.

Я дверь отворил и почуял во мраке горящем,
Как грудь окатило вдруг – холодом животворящим!

И слушал, застывший, как рушится ливень стеною,
Как медленно близится – кровное, тайно-родное…

А твердь содрогалась, и длился неумолчный хаос!..
И счастье забытое – мёртвого сердца касалось…

ИЮЛЬ СЕНОКОСНЫЙ
…Солнце всё выше, всё медленней ровные взмахи
Сочно свистящего, блещущего острия!
Потом десятым пропахли на теле рубахи,
Руки горят нестерпимым огнём от косья.

Тянет грозою.
…И вздуются реки, как вены,
И превратится простор в леденящую дрожь.
Ну, а покуда с покоса устало-блаженно
Шляхом чумацким по тряскому тракту плывёшь.

БЕРЁЗОВЫЙ ЛЕТУЧИЙ ДЫМ...
Берёзовый летучий дым,
Растёкшийся над нивой белой,
Померкнул, чуя, как под ним
Сгустился воздух повлажнелый.

Крадётся, подступает мгла…
Но отразился с быстротою –
Блеск молнии – иль плеск крыла? –
Над потаённою водою.

Как гул – иль на ветру леса? –
Как чей-то отголосок д у м ы, –
Неразличимы голоса
Вселенского земного шума.
................................
Отдохновение глуши.
Путь зажигающийся Млечный…
Сокройся, слейся, стой… Дыши –
Одним дыханием с Предвечным.

УТРО ЯБЛОЧНОГО СПАСА
Томят минувшего руины.
Молчат полночные равнины.
Но лишь затеплится восход, –
Удержанное горней дланью,
ГорЕ – незримое созданье
Над жизнью бренною поёт…

Пророчествует и вещает? –
Вглядеться хорошо мешает,
Слепит случайная слеза.
Благой, а не земною страстью –
Непререкаемою властью –
Тебя возносит в небеса.
……………………………
Крошатся дни. Мелеют реки.
Но верую: в г р я д у щ е м веке
Предстанет – дивным бликом – мне
Спас яблочный: встаёт из праха
Россия; солнечная птаха
Звенит в небесной вышине!

МИР, СОТВОРЁННЫЙ ТОБОЮ…
Грёзы плакучие ветел...
Морща текучую гладь,
Дунул полуденный ветер,-
Так, что и трудно дышать!..

Льнущее перед ненастьем ,
Спелое жито – бело!..
Сердце – томительным счастьем,
Медленным – обволокло.
........................
Стынет в божественной сини,
Длится в таинственном сне,
Тающе-неугасимый,
Свет… надо мною? во мне?..

Сонною плещет листвою,
Мреет в степном забытьи, –
Мир, сотворённый Тобою,
Полный щемящей любви…

В ПОЛДЕНЬ, СО СКАЛЫ…
Не ведать времена и сроки,
Но видеть в полдень, со скалы
Дол, где сливаются потоки,
Твердь, в коей царствуют орлы;
Вдали, как вечности зерцало –
Ледник, пылающий огнём!
А ты убог, ты слаб и жалок,
И что тебе в горящем, в нём?..

О, проникающий небесный
Огонь, – ни друг ещё, ни враг:
Из полночи духовной бездны
Неверный, жуткий, первый шаг!..

ОГОНЬ
Зимы хоронят живьём…
Плохо с тобой мы живём,
Каясь и тяжко греша,
Близкая сердцу душа.

Сердце сквозь стужу неся,
Вижу, – озябла ты вся
В лютой пурге забытья,
Смертная радость моя…

Боль мою – с сердца сними;
На вот, с ладони возьми
Этот, – к тебе на ладонь
Перелетевший огонь!..

КАК РОКОВОЙ МАГНИТ
Крошится век, ложится снег
Как бинт - на боль мою...
Тебя бы - ненавидеть мне,
Но я тебя люблю

За обнажившую лицо
Страсть, в коей не вольны;
За то, что судьбы с двух концов
Тобой подожжены;

За то, что давний летний стон
Мне не даёт уснуть;
За жизнь, похожую на сон,
Что не могу стряхнуть;

За то, что в долгую пургу,
Когда сокрыта твердь,
Как в небо звёздное, могу
В твои глаза смотреть...

Склонись, коснись дыханьем уст,
Прижмись ко мне щекой!
Ты вся - томленье и искус,
И нега, и покой...

Что ж беды - отблеском звезды
Иль бездной, что манит,
К себе притягиваешь ты,
Как роковой магнит?..

И ОДИНОЧЕСТВО...
В один из неприютных,
Идущих к концу октябрьских дней,
Под праздник преподобных старцев оптинских
Навестил я в больнице
Своего старого знакомого.

-Вот,- говорю, отец,-
Были же и мы когда-то молодыми,
И всё это прошло,
Как будто никогда и не было,
И жизнь уже вся почти прошла,
А если впереди ещё что и осталось,
То только болезни и старость наша.

- И одиночество, -
Бесстрастно добавил мой старый знакомый.

ЗАВИХРЕННЫЕ БЕЗДНЫ
Тревожно-невесёлый
И мрак, и шум, и блеск:
Забывчивый, тяжёлый,
Навис над нами лес.

Почти что ледяная –
О, что мне делать с ней! –
Бессильная, родная,
Твоя рука – в моей.

Сливается с листвою,
Перерастает в гул,
Сквозяще-роковое, –
Незримо, наверху.

О мир, как бы уснувший!
Покойный холод щёк!..
Багрово полоснувший,
Безжалостный смычок! –

И дивно-несказанный,
Открывшийся на миг,
Во мраке – светозарный
Твой обретаю лик.

…Всё стонут бессловесно
И дышат, оробев,
Завихренные бездны
Немыслимых дерев.

СТАНЦИЯ ЛИСКИ, СТАНЦИЯ РОССОШЬ…
Столичной неважною птицею
В сторону юга
Порой проезжаешь:
Вот сзади остался Воронеж;
Вот станцию Лиски
В скопленье товарных составов
Проследовал поезд;
Уж Дон с величавым теченьем
Остался под нами;
Вот справа уже Дивногорье
Застыло, незримое, где-то с его меловыми
Трудами ветров изваянными «дивами»;
Кельи,
Руками монахов в горах иссечённые;
Лики
Икон богородичных чтимых, –
Особо – «Расстрельной»,
Слезами кровавыми плачущей;
И «Сицилийской», –
Помощницы скорой в напастях, скорбях и болезнях.
Хоть не был давно там, и всё же как благословенье,
Тот отсвет святыни беру я в дорогу с собой…

Вот так и смотрел бы, смотрел бы всю жизнь неотрывно
На эти поля, рассечённые рвами; низины,
Заросшие вербой; на дальний полёт ястребиный;
Вершины холмов, где живое всё выжжено солнцем…

Поклон мой тебе, долгожданная станция Россошь,
Что в детстве далёком казалась тогда из села,
Лежащего в часе каком-то езды от тебя, –
Огромного мира, всей русской земли средоточьем;
А ныне, напротив, души и судьбы средоточьем,
И русского мира, – я старое вижу село,
От станции Россошь лежащее в часе езды, –
Куда возвращает больная немолчная память,
Где близких могилы,
Где всё разметала беда,
Где воздух дрожащий пропах чабрецом и полынью,
А если б случилось вдруг как-нибудь встретиться с той,
Что летнего утра свежее была и прекрасней, –
Скорее всего, не узнали б мы с нею друг друга…

Там воды неслышные Чёрной моей Калитвы
Видением сонным, мелея, уносятся в Лету…

…Куда возвращает больная немолчная память,
И раненой птицей в своём безрассудном старенье
Отчаянно бьётся в закрытые двери былого….

И близок-то локоть, – подметили мудрые люди, –
А как ни пытайся, – его все равно не укусишь.

Я ТЕБЯ СЛЫШУ
…Знаешь, по схожести доли,
Близости сродной души,
Все свои беды и боли –
Как они есть – расскажи.

Пусть в этой ночи – ни звука,
Ни отраженья лица,
Но в заточенье разлуки
Чуют друг друга сердца…

Буря ли сходит на крышу,
Молния режет, слепя, –
Знаешь, а я тебя слышу
И не живу без тебя…

У МИРОЗДАНЬЯ В РУКАХ…
…Музыка? – иль упоенье
Высшей из смертных услад?
С миром воссоединенье
И вековечный разлад.

Словно бы жизнью рискуя,
Невыразимым дыша, –
Плачет, сияет, ликует
И изнывает душа.

Нега удушливой ночи
Нас приютила с тобой.
Где-то под нами рокочет
Медленно-властно прибой.

Блёстки космической пыли –
Призрак, томление, прах –
Вот мы с тобою застыли
У мирозданья в руках.

И одеваются в зыбкий,
Полный смятенья и мук,
В изнемогающей скрипки
Бархатно-режущий звук –
Преодоление зверя,
Смерти, любви и тоски.

Волны ложатся на берег.

Кровь ударяет в виски.

ИЗ ГЛУБИНЫ СЕРДЕЧНОЙ
Тяжёлые медлительные волны
Темны, как крови полуночный ток.
Послушай, как во мраке благовонном
Томительно раскрылся мой цветок!..

Сияй, сияй обманчивей и выше, –
Исполнено смятения и мук!..
О, что мятешься, немощный, что ищешь,
Усталый путник, одинокий звук?..

То – сон? – иль душу посетила вечность,
И в мире нет ни горя, ни обид,
И снова мне из глубины сердечной
Желанный нежный голос твой звучит

То властно, то просительно, –зовущий
Довериться удаче дерзких крыл?..
Как будто истомившиеся души
В безудержном восторге кто-то слил…

Слеза, глаза, беспамятство, улыбка,
Дыхание обманных благостынь…
Звучи, безумствуй, сладостная скрипка,
Не умирай, мучительная жизнь!...

КАЛЕНДАРЬ
…Сначала – усладой забытых услад
Был тихий, как снящийся сон, листопад.
Срывались с деревьев, ложились листы
На землю, на давние чьи-то следы.

Затем, заметая дворы и дома,
Дохнула холодным дыханьем зима,
И призраком диким – до неба возрос
В пространстве мятущемся – снежный хаос.

А после морозов, ясна и красна,
Явилась завидная дева-весна:
Вода забурлила, запахла с и н е л ь,
И мир огласила полночная трель
Певца, что умрёт от восторга вот-вот…
Потом – долгожданное лето придёт,
Как счастье – из горя, как солнце – из тьмы.

…А после – с тобою расстанемся мы.

И ДРОГНУЛ СОСТАВ…
                      М.З.
В пространстве вокзала Казанского,
Гулких его переходах;
Перронах, изъеденных временем;
В гаме его многолюдства,
В движенье его непрестанном, –
На старом вокзале, –
(Я ночью тебя провожал,
Да и было ли это?) –
Над нами, витая,
Висел неподвижно-щемящий,
Какой-то тревожный и властный
И нежаще-грубый, –
Пронзительный запах,
Ложащийся камнем на душу,
Сжимающий сердце твоё.

Ты спросила: откуда,
И что означает
Сгустившийся в воздухе стылом
Неведомый сердцу
Угрюмо-безжалостный запах?
(А было уже наступившее время предзимья
И ты, как всегда, на ветру леденящем озябла.)

Ответил тебе я: наверное, проводники
Котлы растопили, чтоб ты не замёрзла в дороге
И чаем согреться могла, – это уголь;
То – воздух, пропитанный дымом и угольной пылью…

–Счастливо! Не бойся! –
И обнял тебя на прощанье…

И дрогнул состав,
Уносящий в ночную безвестность
В разорванном воздухе –
Свет исчезающих окон
И ту, что была
Всего мира и жизни дороже,

А мне на прощанье оставив
Солёный и влажный,
Горячечных губ её след,
Да сквозяще-застывший –
Не тамбурных топок горящих невидимый запах, –

А жизни сгоревшей дотла
И беды неминучей,
Крадущейся следом, –

О чём мы с тобою не знали…

ЖИЗНИ ТОНЧАЙШАЯ НИТЬ
Дремлет подоблачный бор.
Травами пахнет простор.
Влагой туманится взор.

Слышишь, как льдисто-гремуч,
В тёмных подножиях круч
Ожил серебряный ключ?

В дебрях лесных утаён, –
О несказанном поёт,
Бьётся, как сердце моё.

Над головою - стрижи.
До горизонта лежит
Море клонящейся ржи.

Словно бы горя и бед
Не было в мире и нет, –
Только лишь ветер и свет.

Только до неба стога
Да заливные луга,
Где не ступала нога…

Видишь: скрестились в Горсти
Благостной – наши пути,
Грозы, ветра и дожди.

Птица взлетела в зенит…
Тает, надрывно звенит
Жизни тончайшая нить…

ВЗМЕТЁННАЯ ЗЛОВЕЩИМ ВЕТРОМ…
Ни слёз, ни дерзновения, ни страха,
А то, что возмущалось и рвалось –
Земного обессилевшего праха
Взметённая зловещим ветром горсть.

Так!.. Смерти нет –
Есть вечное движенье,
Сражение –
За тех, кто нас простил…
Есть зной, есть хлад, есть мука сопряженья
С землей, водой, мерцанием светил!

ЯЗЫК
В глухой ночи – наитие глагола,
Наитие ревущих в бездне вод…
И – бурею взошло! И раскололо
Изломанным огнём – небесный свод!..

Так в чьей теперь слепой руке и власти
И мрак, и свет, и потрясённый крик –
Необоримой и тяжёлой страсти
Дошедший до чужой души – язык!..

НАД МИРОВОЙ, НАД ЛЕДЯНОЮ…
Ни ветерка… Объял ночные чащи
Певучий мрак, таинственно звучащий, –
Живая мгла, залёгшая глубоко…
Кому в сей час, мой друг, не одиноко?

Что жизни нет, что думам нет исхода…

То – льётся робкий свет по тихим водам,
Иль чудится кадильный запах дыма,
И проступает сквозь него незримо
Смиренный Лик, томимый мукой крестной –

Над ледяной, над мировою бездной?..

НА ДНЕ СОЗНАНЬЯ...
Бегут года, то разрывая вены,
То лишь чадя, как догоревший трут.
Но жизнью цепкой и неубиенной
На дне сознанья странного живут
И свет воды, и пенье трав и рощи
Сквозящая божественная сень…

Сколь ни тяжёл подобьем плит налёгший
Остановившийся жестокосердный день, –
Как в темноте – зарницы ночи летней,
Неуследимо, как горящий сон, –
Свергаясь в Зев,угрюмо и бесследно
Пройдёт и он…

Вверх

Комментариев: