Это то, соколовское, что вспоминается сразу. Милая родина – старинный город Лихославль с паровозными гудками, кипеньем яблоневых садов. Подростком поэт пережил войну. Через два года после Победы поступил в Литературный институт. Первые стихи напечатал в 1948 году в «Комсомольской правде». Они назывались «Памяти товарища». Этими стихами он открыл свою первую поэтическую книгу «Утро в пути». Потом было еще около 20 сборников. Среди великолепных стихов никогда не затеряется откровение юности:

Как я хочу, чтобы строчки эти 
Забыли, что они слова, 
А стали: небо, крыши, ветер, 
Сырых бульваров дерева! 
Чтоб из распахнутой страницы, 
Как из открытого окна, 
Раздался свет, запели птицы, 
Дохнула жизни глубина.

Критики не раз называли это стихотворение окном в поэтический мир Соколова. Да поэт и сам его любил, читал многократно.

Порой нам открывается прелесть бытия в бесконечно точной и дорогой детали. «Карий глаз ромашки белой» – это его цветок. Такие неказистые ромашки, ждущие дождя, мы собирали в букеты.

Еще очень нравится у него:

Упаси меня от серебра 
И от золота 
Свыше заслуги. 
Я не знал и не знаю добра 
Драгоценнее ливня и вьюги. 
Им не надо, чтоб я был иной, 
Чтоб иначе глядел год от года, 
Дай своей промерцать сединой
Посреди золотого народа.

Господи, как прекрасно это сказано: «Промерцать сединой»! Парикмахеры жизни говорят, что седина – самая тусклая краска на свете. Кому как дано. Душевный ресурс необъятен. У поэтов – тем более.

В предисловии к одному из своих сборников Владимир Соколов писал: «Поэзия так растворена в жизни, ее так много, что иной раз кажется, что слов не хватает, чтобы выразить ее на бумаге. Но русский язык богат чрезвычайно».

Немало женщин, вероятно, надеялись обогреть себя в душевном мире поэта. Но еще Блок их предупреждал, чтобы они не путали землю и небо с рифмованными строчками о земле и небе.

На душе легко и снежно. 
Никого там нет, 
Кто бы грубо или нежно 
Свой оставил след.
* * *
Чей-то взгляд во мне утонет, 
Загремит кольцо. 
Заболит вот этот домик, 
Защемит крыльцо.

Поэт любил зиму со всем, что она дарит, вплоть до забвения. Но в зимних соколовских пейзажах не холодно. Эта зима не страшит. И снежок у нее «бессмертный».

Хотя нередко прорывается такая боль!
 
Я устал от двадцатого века, 
От его окровавленных рек. 
И не надо мне прав человека, 
Я давно уже не человек.

Мандельштам со своим «веком-волкодавом» и Соколов. А еще Рубцов. Боль опоясывает великих поэтов так, что порой им не вздохнуть. А без боли нет стихов. Они берут ее на свои плечи за нас…

Владимир Соколов покинул этот свет в январский день. В свои последние годы он много думал об уходе, что остается после? А  остается наша память о человеке, который сказал в жизни самое главное без надрыва, естественно, как дышал.

Вспоминается экспромт поэта Евгения Сигарёва:

Сказали все, одно добавлю: 
Поэзия не стала глуше – 
Спасибо, люди Лихославля, 
За то, что сохранили души, 
За то, что сохранили слово, 
Спасибо вам за Соколова.

Анатолий Передреев (1932-1987)

* * *
             Владимиру Соколову
В атмосфере знакомого круга,
Где шумят об успехе своем,
Мы случайно заметим друг друга,
Не случайно сойдемся вдвоем.

В суматохе имен и фамилий
Мы посмотрим друг другу в глаза…
Хорошо, что в сегодняшнем мире
Среднерусская есть полоса.

Хорошо, удивительно, славно,
Что тебе вспоминается тут,
Как цветут лопухи в Лихославле,
Как деревья спокойно растут.

Не напрасно мы ищем союза,
Не напрасно проходят года.
Пусть же девочка  русая – муза
Не изменит тебе никогда.

Да шумят тебе листья и травы,
Да хранят тебя Пушкин и Блок.
И не надо другой тебе славы,
Ты и с этой не так одинок.

Геннадий Иванов
 
* * *
Соколов, Соколов, Соколов…
Я стихи его снова читаю.
Сколько много крылатых слов!
Их собрать можно в целую стаю.

Эта стая от Волги летит.
Как любил он родные дали!
Соколов  утончённый пиит,
Мы искусней его не видали.

* * *
Соколов работает над словом.
Он часами бродит по бульвару.
Соколов работает над словом
С музой русской лирики на пару.

Соколов изысканный и чуткий,
Соколов и нежный и гражданский…
Ценит он и шутки-прибаутки,
И задор отчасти хулиганский.

Он бывает радостный и грустный,
И ему терпенье не в обузу.
Главное – любовью он неустной
Любит ясно родину и музу.

Андрей Румянцев

* * *
             Памяти Владимира Соколова
Когда он вышел в путь, с его чудной страницы,
Лежавшей, может быть, у самого окна,
Вспорхнули к потолку и вдруг запели птицы,
И прянула с небес всей жизни глубина.

И после, жизнь спустя, он видел даль иную,
И оставлял следы на солнечной траве,        
И обожал всегда он тишину лесную,
Как бабочку, вносить в Москву на рукаве.

Спешите, господа, враги тогдашней власти,
Цензуру проклинать и темень над страной.
А он назвал народ свой золотым
От счастья,
Что может в нем мерцать посмертной сединой!

Вверх

Комментариев: