Наталья ЕГОРОВА(Смоленск)
Неисчерпаемость богатств русской литературы и русской поэзии поражает неизменно. Казалось бы, разговором о трех ярких талантливых поэтах Валентине Белоусовой, Тамаре Лосевой и Вере Сухановой рассказ о современной поэзии не такой уж и большой в масштабах страны Смоленщины должен быть исчерпан – сколько заслуживающих внимания поэтов может родить одна область? Но самым неожиданным образом разговор о сегодняшней поэтической Смоленщине на этом не закончился. Удивительные вещи творятся сегодня в России. Идет война. И поэзия в самых разнообразных своих проявлениях, как это всегда бывало в России в роковые годы, опять становится необходимой народу – бойцам на фронте, матерям и отцам в тылу; а творческий потенциал давно уже брошенных на произвол судьбы и практически не издающихся поэтов восполняется Небом – ибо ничем другим нельзя объяснить яркое и ясное творческое горение живущих на просторах нашей Родины поэтов – только любовью к России, Божьей искрой и Божьей благодатью. Сегодня мне хотелось бы продолжить рассказ о современных поэтах Смоленска, начатый на сайте «Российский писатель» в статье «Принять красоту, что на грани страданья», разговором о творчестве двух русских офицеров – Юрия Кекшина и Владимира Макаренкова, разговором о друзьях-поэтах, в чем-то перекликающихся друг с другом, а в чем-то полностью друг другу противоположных, но очень талантливых, ярких и, на мой взгляд, заслуживающих самого пристального читательского внимания и самого обстоятельного разговора. Разговора о не знающем покоя и не сдающемся русском сердце, бесконечная глубина которого по-разному проявляется в их творчестве.
Юрий Кекшин. С Юрием Кекшиным мы познакомились в юности, на литературной студии Виктора Петровича Смирнова. С тех пор многое изменилось. Не стало страны, в которой произошла встреча, не стало литературной студии и ее талантливого, громкого, веселого и доброго руководителя, а бывшие литстудийцы, прожившие трудные жизни, и сейчас пишут вопреки всему и не мыслят своей жизни без поэзии. Ю. Кекшин шел к себе долго, как это часто бывает у людей совестливых и беззаветно любящих русскую литературу. А Юрий Кекшин всегда любил русскую литературу беззаветно. Никогда не выпячивал себя, словно стеснялся своих стихов. А начинал читать то, что любит у других, и не остановить: Юрия Кузнецова и Николая Рубцова – взахлеб – чуть ли не книгами, Валентина Распутина – прозу! – целыми страницами и главами. Окунуться с головой в занятия поэзией мешала служба в армии – Кекшин кадровый офицер. А потом пришло время, которое перемололо и перепахало все. Юрий Кекшин Родину не предавал. Всегда был русским патриотом и любил Россию. И поэтом он всегда был хорошим. Но вдруг случилось чудо. Такое бывает не так уж часто и всегда – закономерно, как награда за самоотречение, терпение и любовь. Произошло трагическое событие, тяжело заболела мама, и в беспощадном свете грядущего расставания Юрий вдруг записал так, как не писал никогда до этого – коротко, ясно, трагично и значимо: Я вновь объявился в родимом краю, От светлого неба до темных болот Вот только бы выдержать в сердце своем Прошедшая жизнь вдруг заболела в нем такой болью, наполнилась такой любовью и таким великим смыслом перед этим самым главным для каждого человека расставанием, что горло спазмами перехватывает при чтении его стихов. Это предельная открытость, я бы сказала, открытость бесстрашная, предельная исповедальность и искренность. И – мера, высокая мера требовательности к себе как человеку, совестливый взгляд на жизнь, на то, какой она должна быть. Я не скажу, кто повлиял на него больше, любимый Рубцов или любимый Кузнецов – от молодого Кузнецова в стихотворениях Кекшина краткость, парадоксальность и предельная сжатость стиха, от Рубцова – русское сердце, тихий щемящий лиризм родного: русских берез, полей, перелесков и дорог, открытость и исповедальность. Несводимые друг с другом, взаимоисключающие Рубцов и Кузнецов вдруг как-то срослись, соединились, спелись в этих стихах. Но при этом – ни намека на подражание, вторичность, перепевы – у Кекшина свой голос, какого еще не было в русской поэзии, голос поэта Юрия Кекшина. Его лирика - дневник, короткие, предельно простые заметки о жизни современного человека, в них нет ни позы, ни излишне ярких образов, ни ложной надуманной философичности, ничего наносного и лишнего. Но как берут за душу, как хватают за сердце эти стихи! Сколько глубинных философских смыслов в этой простоте бытия! Так болит жизнь каждого нашего современника. Стихи его держатся на точном слове и чистом чувстве. Такие стихи писать очень трудно. Юрий Кекшин живет в зыбком, угасающем мире, где все в любой миг может разрушиться, его «темы» – воспоминания о юности, раздумья о старении, боль от потери близких, и – собственное стояние на краю, вглядывание в свою невечность. Извечное «Memento mori», православная «память смертная» святых подвижников – та точка отсчета, которая делает человека иным, заставляет его вглядываться пронзительнее и требовательнее в свое обреченное на исчезновение существо, в свою жизнь и в людей, живущих рядом, и весь мир открывать заново – в щемящем свете любви и предстоящей разлуки. Прежде всего в этом щемящем свете предстоящей разлуки поэт открывает для себя Родину – измученную, оболганную, разграбленную Россию. По-рубцовски пронзительны его стихи о заброшенном деревенском доме: «Здесь, в этом гибнущем доме, Сообщая происходящему глубину исторической памяти, эти строки продолжают стихи, посвященные земляку Пимену Карпову: Его, кто зрел в года лихие Размышления о Пимене Карпове органично переходят в разговор о том, что сегодня творится в России: Всюду тоска и духовная глушь, Потери родных и друзей – вехи на земном пути. Родные могилы делают бесконечно любимую родину еще роднее, стирают последнюю межу между сердцем и родимой землею. Как пронзительны, просты и точны стихи Юрия Кекшина, посвященные умершему отцу! «Как же больно кресту поклониться, Вглядываясь в ночную темноту с извечным вопросом «жива ли?», поэт пишет о тяжело больной матери, по-иному осознавая цену жизни и смерти, по-новому понимая, насколько драгоценна для него мама, насколько драгоценна такая привычная и, казалось бы, нескончаемая жизнь: «Ничем не заглушить бессонную тревогу, Болью и невозможностью осознания потери наполнены строки о смерти матери. Горе прячется тут за обыденность, и эта обыденность страшна, но это же горе заставляет раскрыться сердце, окончательно отделить злаки от плевел, отмести все ненужное перед судом вечности: Привыкаю к тоске незнакомой, Родина окончательно становится родной, когда восход с закатом, заря с зарей сходится, и свет детства сливается со светом, исходящим от родных могил. Так воспринимает родное каждое русское сердце. Именно поэтому у Юрия Кекшина, который почти всю свою зрелую сознательную жизнь живет в Смоленске, стихи о местах детства, Курске и родной Хомутовке, отзываются совсем иным светом. Откуда ветер задувает – Хомутовка, малая родина – место земного счастья, место, где жили и навечно остались в памяти молодыми и живыми отец и мать, место, где детские и юные чувства предельно остры и ярки: Приеду в отпуск на неделю «В кошельке – ни рубля, ни копейки, Вечная обитель родного – юношеская любовь. В стихах о юношеской любви Юрий Кекшин отстраняется от давно отгоревших страстей, его взгляд немного насмешлив и неизменно ностальгически добр: «Я фразу сказать не умею, Кекшин пишет о любви, ничего не выдумывая, «как было», и это мудрое простое «как было» оказывается самым прямым путем к сердцу читателя, который мгновенно откликается ответным узнаванием: «И со мной было так же». Многие стихи Кекшина неожиданно аукаются со стихами Георгия Иванова – и легкой разговорной интонацией, и краткостью, вот только иронии тут нет – отношение к жизни другое, хотя и такое же горькое, как у Г. Иванова. И в смерть Кекшин вглядывается так же настойчиво, как Иванов. Неожиданно вспоминаются стихи Иванова об эмиграции, и хотя к Кекшину эта тема отношения не имеет, он и представить себе не может, что из России можно куда-то уехать, все же потеря СССР – родины, где прошли детство и молодость – порождает сходные настроения человека, живущего вреде бы и в своем, а все же в чужом мире. Знаменитые строки Иванова: Мы вымираем по порядку – куда более мягко, а все же аукаются у Юрия той же ностальгией потерь: Я жил порою, как в темнице, Но какова цена эта обманчивой «мягкости» для смертного человека, становится ясно из предельно жесткого стихотворения «Ровесникам»: Исчезли надежды былые, Молчит затаённая бездна, И всё же, живые, и всё же, Там, где распахана межа, Растекаются годы мои, Прощание с земным открывает горизонты Небесного, и прежде всего – горизонты Любви, раскрывает сердце: Уже дошел я до седин, Она еще полна огня, Седая звезда» - сгусток человеческой любви и боли, нечто, неподвластное смерти и сливающееся с главным в человеческой личности. Всматривание в смерть – для любого совестливого человека, и верующего, и атеиста – неизбежное покаяние, осмысление того, что ты есть и какова прожитая тобой жизнь. Точнее всех об этом «постижении собственной сути» написала, пожалуй, Светлана Кузнецова: Я, свыкшись с уходом, себя открываю Так заново открывает себя, взвешивая прожитую жизнь у родных могил, и Юрий Кекшин: В ожидании вечности зябкой, Жизнь, открывающаяся ему – простая жизнь нашего современника, и, наверное, главная ценность этих строк именно в их универсальности – применимости к любой человеческой судьбе: Бывал я со спиртным на «ты», Порою Кекшин откровенен до предела, на такую распахнутость решаются немногие: От душевной невиданной боли От вглядывания в смерть – особое, трепетное отношение к другой беззащитной жизни, существующей рядом, к цветам, деревьям, травам – без природы Юрий жизни себе не мыслит! – к братьям нашим меньшим, которых Кекшин любит настолько, что я не возьмусь сказать, какая любовь в нем больше, к поэзии или к беззащитному, заброшенному, требующему участия и ласки земному зверью: Как же стон твой отчаянно тонок, Наверное, поэтому строки о прилетевшем к окну снегире оборачиваются у Юрия главным вопросом, который рефреном проходит через многие его стихотворения – вопросом об утерянной в современном мире человечности: У него нет ни пищи, ни крова. Эта человеческая доброта и есть ответ Юрия Кекшина смерти, и ответ этот куда более точен и верен, чем тьмы холодных и всегда приблизительных философских истин, ибо это – ответ умного сердца, которое способно услышать правду. Наверное, из-за этого предельно человечного и забытого многими людьми желания быть просто Божьей тварью тьма над Юрием Кекшиным не смыкается – напротив, благодаря не иссякшей в душе человечности и доброте она рассыпается над поэтом сиянием звездных огней, которые когда-то в далеком детстве и юности он увидел из родного сада – оборачивается Божьм даром Любви и открытого всему живому сердца, безмолвной вестью о победе над смертью и о жизни вечной – какая смерть, когда в мире столько звездных огней! Я ночи дождался. Горит Водолей, Ушли в сновиденья друзья и враги. Я – верный юродивый звездных ночей,
Владимир Макаренков. Должна с сожалением признать, что по этой подборке полное представление о поэте Владимире Макаренкове читателям сайта «Российский писатель» получить не удастся. Как поэт Владимир Макаренков разнообразен в своих поэтических дерзаниях. С равным успехом он пишет и тонкую трепетную лирику, и философские стихи, и стихи о простых жителях Смоленска – соседях, проживающих с ним рядом в одном дворе. О поэзии Владимира Макаренкова я уже вела разговор в статье «Мир в распахнутом окне» . Явно оглядываясь на поэтический опыт великого земляка Исаковского, Владимир Макаренков пишет песни – и стихи, и музыку. Песни Макаренкова можно назвать авторскими, но это не совсем точно. Макаренков безошибочно отыскал незаполненную на сегодняшний день песенную «экологическую нишу» - он пишет настоящие советские песни, которых в наше время уже не пишет практически никто, причем некоторые из них и в советское время стали бы шлягерами (хотя это слово тут не совсем уместно), – так точно выбраны темы, так органично патриотизм сочетается в них с лиризмом и настоящей, глубокой любовью к родине. За песню «Русское сердце» Владимир Макаренков был удостоен медали Шукшина Союза писателей России. На мой взгляд, песня о не знающем покоя русском сердце - одна из тех песен, которые сейчас нужны народу как хлеб, как Победа. Надеюсь, что она станет настоящим подарком читателям сайта, потому что такие песни окрыляют надеждой и верой, западают в душу, запоминаются навсегда и поются: «Русское сердце не знает покоя,// Верой великой умы бередит.// Красное солнце встает за рекою.// Русское сердце за правду болит». И все же сегодня мне хотелось бы познакомить читателей «Российского писателя» с интереснейшим поэтическим опытом В. Макаренкова, касающемся спецоперации, ведущейся на Украине. Сейчас полковник внутренней службы Владимир Макаренков продолжает службу, но уже в армии. Он выпускает одну из дивизионных газет. Подробнее о том, что это за издание, я по вполне понятным причинам говорить не буду. Вот с этой-то газетой и связаны его интереснейшие поэтические опыты последнего года. Владимир Макаренков поставил перед собой сложную боевую и поэтическую задачу - писать простые, понятные любому солдату стихи о спецоперации, публиковать их в дивизионной газете, но при этом сделать так, чтобы стихи не имели ничего общего с газетными виршами, а оставались настоящими стихами. На мой взгляд, с задачей он справился блестяще. Это – его личный вклад в боевые действия, ведь своими четкими, ясными, обдуманными и выстраданными строками он напрямую обращается к сердцу каждого солдата, объясняя истины, которые выросшим в СССР могут показаться банальными, но для многих сегодняшних молодых среди шквала вражеской пропаганды звучат буквально как открытие: Как ангельские крылья у виска, И раскололись надвое умы В такие простые, выверенные, мгновенно западающие в душу строки Владимир Макаренков отливает главные, жизненно важные, затоптанные в грязь истины. Сила этого оружия велика, ибо стихи учат главному – тому, что такое Россия для русского человека, как надо любить родину, что такое солдатский долг, почему солдат должен быть готов пойти в бой за Родину. В этих стихах ради любви к родине Макаренков готов пожертвовать самой поэзией, о чем он и пишет: Хотел я о весне, И все же поэзией Владимир, слава богу, не жертвует. Четкий чеканный стих, цельные отлитые строки сочетаются у него со свободной разговорной интонацией, а по высокой простоте эти стихи стремятся к недостижимой классике Александра Трифоновича Твардовского – гениальный земляк для поэта явно главный пример и путеводный маяк. Явно оглядывается В. Макаренков и на недостижимую и непостижимую в своем совершенстве гражданскую лирику Пушкина и Некрасова, впитывает опыт русских гениев, учится у них ясности, особому гармоничному строю классического стиха, полемичности и высокой русской гражданственности. Упорное стремление к вершинам русской поэзии в новой книге Владимира Макаренкова неожиданно сливается с живой жизнью армейской газеты – явления, по своей природе, на первый взгляд, мало соединимые. Но, как всегда, столкновение противоположностей высекает искру реально нового, а пламенное желание помочь нашим солдатам и любовь к России не только помогают «сплавить», соединить несоединимое, но и спаивают звенья распавшейся цепи времен, уже на уровне стиля в высокой поэтической перекличке выявляя глубокие исторические корни русской традиции, гражданственности и патриотизма. В. Макаренков поставил для себя очень сложную, почти невозможную поэтическую задачу и сумел с ней справиться – на мой взгляд, написанная им книга «ZV. Русское сердце» относится к числу редкостно удачных – так бывает всегда, когда поэт отказывается от себя ради общей боли, общей беды, общей Любви, общей Победы. Ради помощи фронту, ради победы поэт приравнивает стихи к штыкам, к гранатам, к винтовкам, к пулям. Как это было в сорок первом. Владимир Макаренков сознательно возрождает традицию времен Великой Отечественной, зачастую создавая словесные плакаты, предельно простые и емкие по содержанию: Я сам пошёл по дедовым стопам – За Донбасс! За матушку Россию! Мгновенно вспоминаются агитплакаты «Окон ТАСС» с их предельно лаконичными надписями: «Все для фронта, все для победы!»; «Красной армии метла// Нечисть вымела дотла!»; «Красной армии грозен шаг!// Будет уничтожен в логове враг!» Собственно, перед нами школьные и армейские солдатские прописи с изначально важными, основополагающими смыслами. Мы будто опять попадаем в советское время, когда об этих истинах настоятельно и постоянно говорилось и в семье, и в школе, и в армии. Но одним плакатом не победить. Для русской победы нужно живое, горячее русское сердце. И поэтому свой поэтический разговор с солдатами Владимир Макаренков ведет как их товарищ, как старший офицер, как отец, обращаясь к каждому солдату: «сынок!» «Ты воин, сын великого народа,// а для меня пожившего – сынок.// Осилишь ли, вернувшись из похода// уставшим, глубину отцовских строк?» В. Макаренков сознательно подчеркивает, что ведет разговор с солдатами из тыла: «По сводкам министерства обороны// я представляю здесь, как жарко там…» Но на разговор этот, простой, честный и доверительный, он имеет право, ибо многое повидал и понял за свою жизнь, и его бесценный опыт старшего товарища, офицера, знающего, как надо любить Родину, для солдат может оказаться бесценным. И он ведет спокойный, доброжелательный, вдумчивый конкретный разговор о конкретных сегодняшних событиях. Это стихи «Повестка» - о счастливом молодом человеке, теряющем мирное житейское счастье вместе с пришедшей из военкомата повесткой: «Что делать, личное участье// предписано не одному// тебе… Как за большое счастье// своё, воюют за страну»; интереснейшее и очень важное по смыслу стихотворение «Отказник» - о контрактнике, сбежавшем с поля боя: «Бежал контрактник с поля боя, // о спину бился автомат,// и за укрытие любое// спасительно цеплялся взгляд… //А Бог следил за ратным полем// и выжить помогал тому,// кто не считал себя героем,// вёл бой в пороховом дыму// без права вспоминать о Боге…»; это стихи о великом не прощающемся грехе предательства своей Родины: «Кто предал Родину, не может быть прощён,// ведь оправдание не отыскать измене…» Это строки о конкретных событиях на фронтах и о том, как к ним надо относиться, собственно, поэтические фронтовые сводки о присоединении к России новых областей: где мера правды – слово Божье, и об оставлении Херсона: Мы успели, нас не потопили, Конечно, простым разговором офицера с солдатом Владимир Макаренков ограничиться не может. В книгу неизбежно врывается реальная война со всеми ее ужасами, потерями, смертями, жестокостью. Живая боль взрывает поэтическую ткань, наполняет стихи реальными жизненными деталями и образами, делает поэзию полнокровной и достоверной: «Тишь в деревеньке, да слышатся – взрывы,// Видятся: чёрные дымные гривы,// Жжёный забор, половина собаки,// Маленький мальчик в кровавой рубахе…» – в этих строках, написанных несколько лет назад и посвященных донбасскому поэту Александру Морозову, точная страшная деталь «половина собаки» запоминается навсегда и дает реальное представление об огромной, длящейся многие годы трагедии. «Кого винить, за что винить?// Россию или Украину?// Мне страшно другу позвонить, –// в отчаянье скорбит по сыну», - другая деталь «страшно другу позвонить» - воссоздает реальную картину сегодняшнего русского «тыла», безмерного горя родителей, потерявших своих сыновей. Неизбежным напоминанием о гениальном «Я убит подо Ржевом» Александра Твардовского врывается в стихи голос убитого солдата, голос вечной войны, ведущейся с Россией, только «адреса» сейчас другие – Луганск, Донецк, Мариуполь, Херсон: «Я присыпан землёй от разрыва снаряда,// раскалённым осколком мгновенно убит.// Словно крепко заснув от усталости, рядом// мой сосед по военной палатке лежит». Потрясают своей предельной эмоциональностью и правдой строки, обращенные к потерявшим человеческий облик украинским нацистам: Какая мать рожала вас? Какие женщины от вас И я, как ты, за мир радею, Многократно расширяет горизонты, усиливает эмоциональное воздействие и сообщает написанному даль вечного глубина исторической памяти. Макаренков живет в Смоленске, «крепкостоятельном граде» с тысячелетней историей, через который на Москву шли все вражеские полчища, и живая трагическая героическая история родного города, неотделимая от истории России, входит в стихи кровью и потом всех русских воинов, напоминанием о том, что битва за Россию длится вечно: Ты называешь рабским наш народ, Вспоминая о вечном подвиге и вечном назначении воина, Макаренков отдает дань русской армии и напоминает о многовековой любви и особом, уважительном отношении к ней русского народа. Одно из таких стихотворений – «Стихи о военной форме»: Подчёркнуто строга осанка. Если бессмертная поэма «Василий Теркин» Александра Трифоновича Твардовского имеет подзаголовок «Книга про бойца», то к книге Владимира Макаренкова я сделала бы подзаголовок «Книга для бойца». Сейчас директор смоленского издательства «Маджента» Елена Александровна Минина, следуя традициям Великой Отечественной войны, в полевом формате выпускает репринтное издание «Василя Теркина» с предисловием дочери поэта В.А. Твардовской, специально для бойцов спецоперации – так, чтобы книгу можно было носить в кармане, и она, поддерживая боевой дух воинов, не была для них помехой. Тираж будет отправлен на фронт. Думаю, что такие книги, как книга Владимира Макаренкова, тоже не помешали бы бойцам спецоперации – старший собеседник, который готов ответить на все твои непростые жизненные вопросы в поэтической форме, дать совет, разрешить сомнения – нужен всегда. Живое обсуждение происходящего в стране превращается в этой книге в увлекательный, неимоверно важный разговор о жизни, Родине, солдатском подвиге. О том, что происходит сейчас, будут написаны книги, многие из которых войдут в историю русской литературы – так важны для нашего Отечества сегодняшние события. Думаю, что книга Владимира Макаренкова «ZV. Русское сердце» станет одной из ярких страниц в «библиотечке спецоперации» – ведь судьба подарила ему важное и неожиданное служение Родине, а сам он нашел очень интересную форму разговора и затронул важные для каждого русского человека истины и глубинные пласты любви. Его чеканные строки западают в память, пробуждают сердце. Остается повторить еще раз: Владимир Макаренков поставил перед собой четкую армейскую задачу и выполнил ее блестяще – и как поэт, и как офицер. |
|||||
Наш канал
|
|||||
|
|||||
Нажав на эти кнопки, вы сможете увеличить или уменьшить размер шрифта Изменить размер шрифта вы можете также, нажав на "Ctrl+" или на "Ctrl-" |
|||||
|
|||||