ЮРИЙ ПЕРШИН

Копаясь в старых бумагах, наткнулся на скромную 16-страничную книжечку – напечатанную на простой газетной бумаге, специально так свёрстанную на вкладыше новогоднего номера областной газеты «Молодая гвардия», чтобы можно было разрезать, свернуть и получить в подарок своеобразное приложение к популярной «молодогвардейской» литературной странице под родным и тёплым названием «Зарницы». Вышло за все годы существования «Зарниц» несколько таких специальных приложений, давно ставших библиографической редкостью. А этот, выпущенный в канун 1969-го и замечательно оформленный будущим знаменитым художником, реставратором и учёным Владимиром Поветкиным, включал в себя стихи, рассказы, миниатюры, фотоэтюды и зарисовки многих уже известных и только начинающих курских писателей, поэтов и журналистов. И рядом с произведениями Николая Корнеева, Егора Полянского, Алексея Шитикова, Ивана Зиборова, Льва Боченкова, Александра Селезнёва, Василия Воробьёва не затерялись, тронули ответно сердце особой доверительной и беспокойной интонацией строки молодого поэта Юрия Першина:

Я не хочу ни севера, ни юга,
Грущу опять по средней полосе,
Где жёлтых листьев заметалась вьюга,
Где иней лёг по утренней росе…

Впрочем, у молодого поэта к этому времени  в Воронеже уже вышел первый сборник стихов под названием «Глубина» - своеобразный десятилетний итог первых творческих открытий, запечатлённых в многочисленных газетных публикациях и отобразивших  очень важный и не очень простой этап жизненного опыта, приобретённого во время учёбы в  медучилище и  Курском государственном медицинском институте, во время службы в армии и в нелёгких трудах первой врачебной практики.
Детство Юрия Першина прошло в селе Троицкая Дубрава Тамбовской области, куда его незадолго до войны вместе с семьей перевёз отец. Потому-то он хорошо знает и небогатую деревенскую жизнь, и цену крестьянского труда, потому-то у него получаются такие живые, неприкрашенные картины детства, сельских будней, вобравшие в себя и яркие женские судьбы, и древние верования и приметы, и простые житейские радости и помыслы, и неяркую, но завораживающую красоту природы срединной России.

Но вместе с природной зоркостью и поэтической чуткостью эта глубинная Россия подарила Юрию Першину и историческую отзывчивость, способность постигать ценности иных веков и миров. Оттого-то в его стихотворениях органично возникают библейские образы, литературные реминисценции, оттого-то в ряду проникновенных строчек о великих русских сынах прошлого и настоящего – Пушкина, Лермонтова, Достоевского, Тютчева, Бунина, Юрия Кузнецова – проявляются лики и мотивы мудрецов и поэтов иных верований и цивилизаций.

Но не ошибусь, если скажу, что едва ли не главной движущей силой поэтических откровений Юрий Першина является тема любви – во множестве её проявлений и ипостасей. И мы невольно восхищаемся тончайшей нюансировкой чувств, особым строем душевных состояний и переживаний автора либо его лирических героев - любящих сердец, которым не всегда дано избежать горечи разочарования, но которые умеют сохранять в себе душевное благородство, благодарность за не остывшие чувства и – светлую надежду!..

За более чем полвека литературного труда член Союза писателей СССР Юрий Першин издал в Москве, Воронеже и Курске не меньше дюжины поэтических сборников и три книги прозы. За одну из них «Измерение друзьями» - в 2008 году он получил премию имени Е.И.Носова. Не лишним будет напомнить, что его стихи публиковались в «Литературной газете», «Литературной России», во всесоюзном  альманахе «Поэзия», а его творчество не раз высоко оценивали и знаменитые поэты, и известные критики (например, Ал.Михайлов, написавший предисловие к сборнику стихотворений «Поездка домой», вышедшему в московском издательстве «Современник» в 1979 году).

В своем возрасте  Юрий Першин сохраняет удивительное жизнелюбие, юношеский душевный порыв, непревзойдённое  умение ярко и «вкусно» рассказывать о встречах со знаменитыми писателями и поэтами, с характерным мягким и добрым юмором озвучивать различные истории и  байки из литературной жизни. Его всегда радостно слушать. А уж как он замечательно читает свои и чужие стихи!..

Пройдя огонь и воду, пережив потерю самого близкого человека, не утратив дара восхищаться жизнью и любить, он сумел сохранить целомудренное восприятие окружающего мира, ту совестливость, без которой не может существовать чистая душа и очищенная от суеты и мрака высокая поэзия!

Стихи Юрия Першина публикуются по сборникам: «Напоминание о времени» (Курск, 2002), «Поздние цветы» (Курск, Издательский дом «Славянка», 2014).

Юрий ПЕРШИН

КОРНИ ХЛЕБА
Над новой хатой августовский гром,
Хозяин дома стены гладит с дрожью
И месит глину – штукатурить дом,
Сырую массу сдабривая рожью.

В сырой стене ей прорасти дано, -
Тут воля человечья – неповинна,
Что так умрёт проросшее зерно:
Ведь корни сцепят, перевяжут глину.

Почти без трещин высохнет стена,
И до побелки, сумрак победивши,
Пребудет в светлой патине она
От светло-серебристых корневищей…

Когда б народ от голода не пух,
Я б видел всё иначе, несомненно, -
За годы засух, войн, глухих разрух
Кощунством стало житом ладить стены.

Людской приют уже украсил дол,
Сегодня гневается только небо,
Ликует крыша и напрягся пол,
А стены дома – держат корни хлеба.

* * *
Поставлен гроб на глиняный бугор.
Последний миг пред вечностью разлуки.
Глаза и губы, словно нам в укор,
Навеки сжаты.
И крест на крест – руки.

Последний миг.
Прощается родня.
И звон в ушах, как неземные звуки.
Не надо слов.
Не замечаешь дня…
Вдруг громкий шёпот:
«Развяжите руки!»

И бант из медицинского бинта
Развязан,
Как земные наши муки…
С цветами, с покрывалом суета…
И долгий выдох:
«Развязали руки…»

ПОСЕТИТЕЛИ
У ветхого забора
Оставив «Жигули»,
Не заглушив мотора,
На кладбище прошли.

Едва не заблудились
В бузиновых кустах,
Оградкам подивились:
Калитки – на распах! –

Как будто в гости ждали…
Под крики воронья,
Подобием печали
Смутились сыновья.

Сквозь травы осторожно
Пролезли, покружив,
Качнули крест: надёжно! -
Как якорь сторожит.

Потом, под клубы пыли,
Пустив бензинный пых,
Обратно укатили, -
Проведали родных!

ДОМОВОЙ
Вспоминая дьявола и Бога,
Кое-как молитву бормоча,
Женщины ругали домового
И его пугались по ночам.
И нередко, праздничными днями,
Вдруг солдатки все наперебой
Говорили жаркими губами,
Как давил их ночью домовой.
Им постели обжигали спины,
Вспыхнет сердце – и сгорит дотла…
Оставляли вмятины в перинах
Плотные, упругие тела.
Чем любить и миловать другого,
Говорить и думать: «Трын-трава», -
Видно, лучше верить в домового,
Затаив заветные слова.
Ночью память голосом ребёнка
Позовёт, и по спине – мороз…
Буквы на шершавой «похоронке»
Расплылись и выцвели от слёз.

* * *
На радость людям
На чужой земле,
Открывши рот в своём беззвучном горе,
Та раковина плачет на столе,
Тобою увезённая от моря.
Но ты послушай:
В ней звенит прибой
И волны взбудораживает ветер.
И мы, когда обмануты судьбой, -
Всё бредим домом.
Родиною бредим.

* * *
Казалось, примелькавшаяся пара:
Он и она:
В чём таинства секрет?
Ни пышного влюблённого угара,
И ледяного равнодушья нет.
Есть в равенстве прекрасная картина,
Где в трепете – надежда и оплот,
Когда склоняет голову мужчина,
А женщина – на цыпочки встаёт.

* * *
Коров, что ждали у межи,
Доили все порой:
В реке – сомы,
В лугах – ужи,
И в хлеве – домовой.

Но всё ж хватало молока
Не только нам с сестрой,
Тот чудный мык издалека
Доносится порой.

Но нет, не встречу у межи
Коровушку травой,
Молчат сомы,
Ушли ужи
И сгинул домовой.

ЧТО ОСТАЛОСЬ?
От старого вальса остались минорные такты,
Забыта мазурка, подарок изысканной шляхты,
От детства осталась туманная зыбкая радость,
От юности – сердцебиенье да плюс –
                                      неизжитая праздность,
От старого года осталась пустая посуда,
От старых свиданий осталась на сердце остуда,
От старых напитков осталась под сердцем тревога…
Останется старость, и та, повезёт коль, от Бога.

* * *
Прошлое своё перебирая,
Я шепчу порою по ночам:
«Где же ты, любимая, земная,
Смоляные крылья – по плечам»…

Ты была страданье и опора.
Всё прошло – веселье и нытьё.
И висит тяжёлым приговором
Гулкое молчание твоё.
И печаль, и горе, и заботу,
И тоску, и скуку, и беду,
Всё пройду, проеду, позабуду.
И в себя по-прежнему уйду.
Но не всё оплавит и оплатит
Время – бессердечная казна:
Рухнет мир и забунтует память,
Прошлое окрасит новизна…
Не ища покоя в беспокойстве,
Я не знал, что время не за нас.
Я хочу всё то, что будет после,
Но совсем не после –
А сейчас…

Нет, не сам,
Не сам поставлю точку
Я в конце пути,
На зло беде…
Только в нашем мире,
Как нигде,
Люди умирают в одиночку…

* * *
Было ожидание тоскливо.
Тихая, заласканная ложь.
Я ещё не чувствовал порыва,
Только всё шептало:
Ты идёшь!
Вспышка – и не долгое горенье…
Словно от безделия устав,
Ты вошла в мои стихотворенья,
По страницам
Строки разметав.
Ворвалась и снова убежала.
Я ещё осмыслить не могу,
Что на месте бывшего пожара
Головешки тлеют на снегу.

ПАМЯТИ ПОЭТА СЕРГЕЯ БАБКИНА
Ты зарыт был возле церкви, слева.
Та ли церковь, как желал того?
Но ты лёг под дедовское древо,
Рядом с дедом, слева от него.

Жизнь и смерть – суровая дилемма –
Разрешалась средь добра и зла.
И твоя «кладбищенская тема»
Так вот продолжение нашла.

Ты писал о смерти – не играя…
Силы зла
Свой счёт ведут –
С нуля:
В пятницу, тринадцатого, в мае,
Приняла навек тебя земля.

Жизни было – меньше половины…
Ты хотел сирени, -
Бог уж с ней!
Ветвь белокипящего жасмина
Надвое сломал я
В сорок дней.

А стихи…
Иду опять по стопам,
Всюду пламень
Сердца твоего.
Зарастать
Твоим рыбацким тропам,
К строкам – не добавить
Ничего.

* * *
                       М.Д.
Я могу заплакать, засмеяться,
Загрустить, кого-то веселить…
Знаю, знаю – нам дано расстаться, -
Только трудно память отменить.

Не могу отдать в чужие руки
Я тебя…
           И в том моя вина…
Ни любви, ни счастья, ни разлуки, -
Только остаётся тишина.