Из "Курской поэтической антологии" Сергея Малютина

ВЛАДИМИР ШИЛОВ (1937-2017)

Очень часто силу и своеобразие поэтического творчества определяет та изначальная профессия автора, которая стала основным делом жизни. Определяет даже не столько тематически (хотя это важно), но крепостью и верностью слова, точностью видения и отражения окружающего мира, подтверждённой важными вехами биографии. Это, без всякого сомнения, относится к творчеству замечательного железногорского поэта Владимира Шилова.

Он родился в Кирове в 1937 году и после окончания школы поступил на геологический факультет Пермского госуниверситета. Вся его трудовая биография связана с геологоразведкой. После семи лет полевых экспедиций на Урале и в Сибири Владимир приехал в Железногорск, где на протяжении 37 лет исследовал рудные недра Михайловского месторождения КМА, был старшим геологом МГОКа, по достоинству был отмечен за свой самоотверженный труд. В полной мере к Владимиру Шилову приложимо утверждение, что геолог – это состояние души.

К сожалению, о Владимире Ивановиче мы должны говорить теперь в прошедшем времени (он ушёл на 80-м году жизни в феврале 2017 года), но к его творчеству прошедшее время неприменимо.  Его поэзия рождёна тем самым состоянием беспокойной и совестливой души; она очень живая, по-настоящему мужская, обладающая притягательной внутренней силой. Его коллеги по поэтическому цеху отмечают как важные составляющие шиловского творчества - свежесть и смелость мысли, а подчас и резкость воззрений на мир и современные нравы и приоритеты человеческих отношений.

У Владимира Шилова крепкая поэтическая рука.  И дело не только в том, что во многих стихах присутствует романтика дорог, поисковых экспедиций, непритязательного и сурового быта («Здесь стонет плоть, и пот струится…»), надёжной и  бескорыстной дружбы, верности юношеским идеалам. Дело в особом душевном строе, которым выделяются эти стихи, даже когда они посвящены коллизиям и сюжетам из повседневной, вполне комфортной жизни.

Первые стихотворения Шилова были опубликованы ещё в институтской многотиражке. Но его творческое становление связано с Железногорском и Курском, где  с 1980 года он успешно участвует в областных литературных семинарах и получает первые высокие оценки ведущих курских поэтов Николая Корнеева и Егора Полянского, а позже становится членом Союза писателей России. Первая книга Шилова «Дети войны» вышла в 1991 году в Воронеже, но ещё раньше его поэтические подборки печатались в областных газетах, журнале «Подъём», в коллективных сборниках Центрально-Чернозёмного книжного издательства. Кроме уже упомянутой дебютной книги Владимир Шилов является автором сборников «Превращение души» и «Нам надо жить», а также четырёх сборников стихов для детей, издававшихся в Москве, Орле, Железногорске.

В Железногорске он имел непререкаемый авторитет лучшего поэта за все времена существования города. Кроме того, железногорцы благодарны ему за то, что он стал проникновенным биографом и певцом великой стройки и ставшего ему родным города. 

По отзывам друзей, «Владимир Шилов был работягой всегда и везде, на работе вечно корпел над образцами руды, над стихами трудился очень ответственно, переделывал по несколько раз, особенно «доставалось» стихам для детей». «Во всём, что касается «для детей», не должно быть ни грамма фальши», - считал Владимир Иванович. Он был прекрасным товарищем, честным и скромным, не терпящем фальши ни в поэзии, ни в жизни.   

Художественный мир Владимира Шилова пронизан чувством историзма, острым, сиюминутным ощущением связи веков, неразрывности прошлого и настоящего. Это присутствие исторических далей в повседневных мироощущениях поэта (стихотворения «Иго»,  «Начало века», «Фото на память» и многие  другие) рождает соответствующую, весьма органичную, лексику и  наряду с неизбежными ностальгическими нотками привносит в поэтические строки  полемическую заострённость:

Но, примеряя радостные позы,
Не видели шуты и короли,
Как века оплывающего слёзы
На скатерть белоснежную текли.
Как на пороге Времени смешались,
Вливаясь в бесконечности поток,
И к прошлому пронзительная жалость,
И будущего робкий огонёк…
(«Начало века»)

Столь же органично для Шилова неизбывное чувство вины, неоплаченного долга перед стариками и старухами, горбатыми от крестьянских трудов («Засуха», «Две судьбы»). В его поэзии постоянно присутствует острое ощущение причастности ко всему, что находится за порогом собственного дома, и тогда с горькой усмешкой он стыкует наши мелкие дачные заботы с не такими уж далёкими от нас иноземными трагедиями:

Где-то ветры смертельные веют,
Где-то беженцы ищут приют…
А у нас помидоры чернеют,
А у нас баклажаны гниют.
(«Снова где-то война сатанеет…»)

А какой горечью, внутренней трагедийностью наполнены стихотворение «Прощание с Родиной», написанное от лица человека, эмигрирующего из родной страны, за что-то рассерженного на неё, пытающегося найти какие-то весомые аргументы для решительного разрыва, но не могущего до конца перерезать пуповину, вопреки всему накрепко привязавшую его к родной земле!

Нередко в стихотворениях Шилова преобладает печальное, элегическое  настроение. Оно связано с воспоминаниями о юности, о былом, о друзьях, многих из которых уже нет; грустных нот добавляет осознание быстротечности жизни, невосполнимости прожитых лет. Он очень тонко рисует мир природы, находя неожиданные, но точные образы и метафоры и незаметно вплетая в зримые картины чувственные движения любящего сердца («Ненастье», «Осенняя элегия»). Столь же не пафосны, сдержанны, наполнены внутренней поэтической силой его признания в любви к родной земле и стране…

Отзывчивое и неравнодушное сердце поэта оставило нам наследство, которое честным и точным словом, глубоким патриотическим чувством, взыскующим взглядом на биографию страны и собственную биографию заставляет нас благодарно перечитывать эти живые, не умирающие с уходом творца строчки.

Стихи Владимира Шилова публикуются по сборнику: «Нам надо жить (избранное)» (Железногорск, 2012).

Сергей МАЛЮТИН

Владимир ШИЛОВ (1937-2017)

НАМ НАДО ЖИТЬ…
Нам надо жить. Мы это заслужили.
Хотя заслуга и не велика:
Мы просто надорвали сухожилья,
Неся судьбу нелёгкую в руках.
И торопились, и не поспевали
Решать дела насущные свои,
Но только никогда не воровали
Чужого счастья, денег и любви.
Сплетённые из силы и бессилья,
Придумавшие собственных богов,
Мы им ни на кого не доносили –
Ни на друзей своих, ни на врагов.
Мы сообща наш общий дом сложили,
Хоть и не всем вручали ордена.
Нам надо жить – мы это заслужили,
Жаль, что решать доверено не нам!

НА ГОЛЬЦАХ…
На гольцах, за щетиной гари
Вечер ставит палатки в ряд.
За день парни вконец  устали –
У костра не поют, а спят.

Спят без снов… Но зато в столицах,
Мысли грешные не бередя,
Непорочным девчонкам снится
Мир романтиков и бродяг.

А у нас здесь кругом овраги,
Пыль карьерная на снегу.
Негде ставить вчерашний лагерь,
Не послушать таёжный гул.

Но на курских полях, продутых
Ветром  с северных  ледников,
Мы прокладывали маршруты
Не к вершинам, а в глубь веков.

И, тревожа земные своды,
Как былинные богатыри,
Романтические невзгоды
Мы и в здешних краях прошли.

Всё по кочкам да по ухабам…
И завидовали без слов
Тем ребятам, простым и храбрым,
Спящим возле лесных костров.

МОЛИТВА ВО ЗДРАВИЕ
Когда нежданное застолье
Отменит спешные дела,
На всякий случай чашку с солью
Я сдвину с краешка стола.

Да минет нас пустая ссора
И лицемерный эпилог,
Который вместе с прошлым сором
Сметёт улыбки за порог.

И не заявится к нам в гости
Сладкоголосье мудреца,
И славы тонкие колосья
Не поцарапают сердца.

Мы, как  в финале водевиля,
Где смотана интриги нить,
Всё, чем богаты, поделили,
И больше нечего делить…

А грязь, что вместе мы месили,
А крест, что вместе мы несли,
А нашу общую Россию,
На чьей земле мы все взрасли?

НЕНАСТЬЕ
В мой полотняный дом
ветер шальной занёс
С листьями и дождём
запах твоих волос.
Эху слепых тревог
не улететь назад…
Капает в котелок
с хвойных ресниц слеза.
Дождь из небесных дыр
пятые сутки льёт.
Съёжился от воды
старенький вертолёт.
Не доберутся в срок,
не защитят тебя
Двадцать печальных строк
с крапинками дождя.

ДВЕ СУДЬБЫ
Хоронят актрису великую,
Сто жизней на сцене сыгравшую,
Прекрасную, но разноликую,
Свой собственный лик растерявшую.

Как мрамор холодная, спит она,
Под юную загримирована,
Залитая светом софитовым,
Великими в лоб зацелована…

А бабушка Шура из Марьино,
По званью – простая колхозница,
Со лба вытирая испарину,
В свинарнике с вилами возится.

Не жизнь, а сплошная колдобина…
Воюет с промёрзшими комьями.
В избе её печка не топлена
И куры ещё не покормлены.

К ночи, постояв пред иконами,
Расправив помятые простыни,
Прошепчет губами бескровными:
- Скорее прими меня, Господи!

А та, что покоится в кружевах,
И после кончины красивая,
Мечтала сыграть её, сирую,
Хотела… да, видно, не сдюжила.

 

ФОТО НА ПАМЯТЬ
Не снимаюсь на фоне разрушенных храмов:
Все они, с боевых рубежей не сходя,
Словно древние витязи в сабельных шрамах,
На потомков своих с осужденьем глядят.

Пусть останки их стен неприглядно щербаты
И прострелены временем их купола,
Но ночами тревожат кого-то набатом
Наземь сброшенные колокола.

Были наши дороги круты и тернисты,
Были в наших речах не всегда мы вольны,
Убеждая друг друга, что мы – атеисты,
Дети малые вечной духовной войны.

Только всё же святые каноны нетленны,
Даже если когда-нибудь все мы умрём,
И остались ещё православные гены
В наших душах, продутых былым Октябрём.

Потому, очищаясь от прошлого хлама,
Оставаясь пока на другом берегу,
Не снимаюсь на фоне разрушенных храмов,
По веленью заблудшей души – не могу…

ИГО
Под пологим холмом,
       под корявой ветлой
Спят пробитый шелом
       и топор боевой…
Я по склону сбегу
       в глубь дремучих веков.
Там, на дальнем лугу,
       стук татарских подков.
Встанет конь вороной,
       пена с нижней губы,
За моею спиной,
       захрапев, на дыбы.
Грянет хлёсткий аркан
       из-за гривы коня,
По ногам, по рукам
       спеленает меня…
И потащит пластом
       по колючей стерне
Через плач, через стон
       на родной стороне.
Мимо чёрных от горя,
       истерзанных вдов,
По горячим угольям
       былых городов.
Как же ты велика,
       разорённая Русь!
Станет мне на века
       домом гиблый улус,
Где от рабских работ
       надрывается плоть,
Где за кровь и за пот –
       хлеба чёрствый ломоть.
Там, в проклятом аду,
       научились терпеть
Мы и боль, и нужду,
       и… господскую плеть.

ПРОЩАНИЕ С РОДИНОЙ
Говорю, что чужая,
Что ни разу не вспомню,
Что не зря уезжаю
Из её беззакония.
От неё, бестолковой,
От неё, от двуликой…
Свой последний целковый
Брошу в шапку калике.

Что мне? Паспорт в порядке,
И билеты в кармане,
И уже не заманят
Переборы трёхрядки.
Под прощальное пенье
Поднимусь я со вздохом
По железным ступеням
На вершину Голгофы.

Но оттуда упрямо
Прохриплю, что – плохая,
Хоть венцы её храмов
Золотым полыхают.
И сожму обречённо
(Грешен, грешен я, грешен!)
Горсть земли её чёрной
В кулаке побелевшем…

ПРЕДТЕЧА
Заныло в затылке, виски заломило –
Угрюмые тучи закрыли полмира,
И стонут, с утра отбивая поклоны,
В пустых переулках упрямые клёны.

Срывая с размаху железные крыши,
Промокшим плащом, по-осеннему рыжим,
Прорвался норд-ост на просторы России
Предтечей грядущего схода Мессии.

Гуляет. Резвится, ломая плотины.
Корчует деревья. Свистит и клокочет…
И тонут обломки моей бригантины
С былым такелажем, изодранным в клочья.

Под грохот заполнившей душу стихии
Я, грозного Космоса микрочастица,
Шепчу иступлённо – псалмы ли, стихи ли –
И даже неловко пытаюсь креститься…

* * *
… А молодость проходит мимо –
К верховьям рек, в безмолвье льдин.
И на житейском поле минном
Другие нынче впереди.

Поднявшись в облачную проседь,
Другие выйдут на крыло,
И кто-то на прощанье бросит:
- Тебе, отец, не повезло…

В таёжный дым нырнут другие.
И мне бы с ними, но – беда –
Чугунной, неподъёмной гирей
К ногам прикованы года.

И беспокойными ночами,
Пытаясь прошлое вернуть,
Во сне друзей своих встречая,
Ушедших в безвозвратный путь.

Продолжение следует
Нажав на эти кнопки, вы сможете увеличить или уменьшить размер шрифта
Изменить размер шрифта вы можете также, нажав на "Ctrl+" или на "Ctrl-"
Система Orphus
Внимание! Если вы заметили в тексте ошибку, выделите ее и нажмите "Ctrl"+"Enter"

Комментариев:

Вернуться на главную