ЛЕОНИД ЗВЯГИНЦЕВ (1937-2017)

Многие стихи Леонида Звягинцева автобиографичны. На этом настаивает он сам, рассказывая  в предисловии к одному из своих сборников о своём крестьянском происхождении (а родился он в деревне Ванино Октябрьского района в феврале приснопамятного 1937 года в семье рядовых «докторов крестьянских наук»), а также о том, куда направляла его в последующие десятилетия неуёмная романтическая неусидчивость. Семнадцатилетним юношей уехал он в Кемеровскую область, окончил горнопромышленную школу, добывал уголь в шахтёрском забое. А потом судьба кинула его в Архангельск, на Белое море, где «матросил» на рыболовном траулере, откуда ушёл на службу в армию.  Повидав белый свет, вернулся в родные края, работал инструктором по вождению автомобиля, мастером производственного обучения в ПТУ, преподавал в Морской школе…

Но точнее и лучше всего о вехах отнюдь не рядовой биографии, конечно же, скажут его поэтические строки, эмоционально запечатлённые картины нелёгких трудов,  воспоминания о друзьях, о настоящих мужских делах и поступках. Недаром же первый сборник, вышедший в 1980 году в Воронеже, он назвал «Шофёрские вёрсты», а следующий, появившийся там же спустя четыре года, - «Свет маяка»!

При этом Леонид Михайлович изначально был требователен к своему творчеству, к своему месту в русской словесности:

Я не могу назвать себя поэтом,
Хотя одной поэзией живу.
Я слишком свято верю в это слово,
Чтоб всуе вслух его произносить.
(«Стезя»)

А побудительные мотивы своего творчества он однажды сформулировал в ёмком поэтическом высказывании:

Что мне делать с памятью моей?
Она уходит в глубь прошедших дней.
Ну, а мечта – несётся в вышину,
Вытягиваясь в тонкую струну.
Так и живу, былого не забыв,
Так и живу, всё время – на разрыв.

Сплошь и рядом так и происходит в его стихотворениях: разговор о современности,  мечты о лучшем устройстве этого мира и человеческой души часто подпитываются яркими детскими воспоминаниями, картинами тяжёлой и скудной послевоенной  крестьянской жизни, осмыслением и утверждением тех безусловных – чистых и ясных – житейских основ, которые были впитаны с молоком матери. Иногда в этих стихах проступает наивная мечта поэта, лелеющего увидеть совершенный и гармоничный мир, справедливое общество («Я верю в царство Истины…», «Сновидения наяву»). Порой за «подмогой» он обращается к традиционным русским сказочным героям и мотивам, и тогда среди прочих появляется замечательное стихотворение «Иванушка», где автор взывает к персонифицированному представителю народа, главному носителю русской  силы и правды, побуждая его преодолевать духовные и телесные нестроения общества.

Он остро реагирует на всё, что происходит и происходило с его страной. И в лирические строки нередко вплетаются мотивы животрепещущие: безжалостные выверты перестройки, Чечня и гибель наших парней, трагедия Беслана, разлад между братскими народами и разрозненность патриотических сил России:

Я болен, брат, особенною болью,
Я болен, брат, потерею Страны…
(«Траектория помыслов»)

А в стихотворении с характерным названием «Беженцы» из сборника 2011-го  года Леонид Звягинцев словно предугадывает то, что будет трагически актуально уже через три года – после киевского майдана и  гражданской войны на юго-востоке Украины!..
 
И, наконец, ещё одна особенность творчества члена Союза писателей России Леонида  Звягинцева: он любит сочинять короткие нравоучительные сентенции. Облекаемые в поэтические формулы, они звучат мягко, без нарочитого поучения, и - словно итожат изрядно прожитое, давно усвоенную житейскую мудрость, приглашая читателей к сочувственному соразмышлению – на темы большие и малые, но при этом наполненные глубоким смыслом:

Я мудрость жизни постигать учился.
Казалось мне – я в суть её проник,
Но день прошёл – и мир весь изменился,
И снова я – лишь скромный ученик.
-----
Кто в пути стонал -
Изнемог, устал.
Кто в походе пел –
Отдохнуть успел.

Стихи Леонида Звягинцева публикуются по сборникам: «Ветровая спираль» (Курск, «Крона», 1996), «О Курская земля!» (Курск, Издательский дом «Славянка», 2011).

Леонид ЗВЯГИНЦЕВ (1937-2017)

ДЕТСТВО
Что бедность, холод, проголодь в селе,
Мы не заботились о том нимало.
Мы жили так, как будто на земле
Счастливее детей и не бывало.
Ни перед кем ещё ты не в долгу –
И радостно стучит, стучит сердечко.
Мы кизяки сбирали на лугу –
И русская топилась ими печка.
Мы ели мамалыгу и кутью.
И пили квас – по праздникам престольным.
Зато какой простор в родном краю!
Зато в лугах – цветущее приволье.
Пусть кто-то скажет:
«Бедность – не отрада.
Ты увлечён лишь розовой мечтой».
Но мне иного детства и не надо –
Не променяю это ни за что!

* * *
Заглушил я сердечные будни,
И твоя примелькалась краса.
Но когда ты ушла из деревни –
Опустились к земле небеса.

И с годами забуду едва ли,
Утопая средь множества дел,
Как затмились и близи, и дали,
Как мгновенно – весь мир опустел.

* * *
Смахнула осень летнее цветенье…
Приснился мне вчера нелёгкий сон:
Иду, иду к пустующей деревне
И слышу ветра вековечный стон.
Хочу бежать – не слушаются ноги.
Хочу рвануться к дому напрямик,
Но не могу во тьме найти дороги –
И тесен стал рубашки воротник…
Не от простуды я озяб до дрожи,
Хоть дождь идёт, но плащ мой не промок, -
На всём пути не встретился прохожий,
И ни один не вспыхнул огонёк.
Проснулся я дрожащим от волненья.
Мне было жаль, что так прервался сон:
Я не попал в забытое селенье
И не дослушал вековечный стон.

* * *
Я приехал опять издалёка.
На широком лугу – ни души.
«Ты – прохожий», - мне шепчет осока,
«Ты – чужой»,- мне шумят камыши.
Я в деревню свернул за прогоном.
Вот старушка сидит на крыльце…
Говорю я ей «Здравствуй» с поклоном –
И улыбка в ответ на лице.
Вот изба, где в стремлении чутком
Двое знали счастливые дни,
Ворковали, как голубь с голубкой –
Да затихли навеки они…
Вся деревня – музею подобна.
Словно келья – родительский дом.
Край родной! Как ты выглядишь скромно,
Кроткий свет излучая кругом.
Детских лет промелькнули виденья…
И невольно промолвить я смог:
- Люди милые, в мирных селеньях,
Да поможет вам выстоять Бог!

СПОКОЙСТВИЕ ПРОСТОРА
Умчится лёгкий мусор с половодьем,
И отбушует мутная вода…
Я отпущу беспечности поводья,
Повеселюсь, как в детские года.
И обходя колючек злое семя,
Я поброжу разутым по траве.
Забуду жизнь текущую на время,
Что бьёт ключом… и всё по голове.
Я высоту небес окину взглядом,
Блаженством синь повеет на меня,
И тщетным всё покажется, что рядом,
И бледным среди солнечного дня.
Увижу даль свободно с косогора.
Хоть на земле немало красоты,
Но я люблю спокойствие простора –
В нём нет ничтожной мелкой суеты.
Вздохнёт под вечер тихая долина,
Во вздохе свежем детство уловлю.
Душа сольётся с миром воедино,
И я вселенский час благословлю.

* * *
Я говорил: достойно то любви,
Чему потворствует сама природа.
И свято – что возникло на крови,
На муках и страданиях народа.

Я говорил: не надо разрушать
Традиции – они отцами чтимы,
Пути Господни неисповедимы,
Их смертному нельзя предугадать.

Скажу я тем, кто к смуте был причастен,
Кто время вспять пытался повернуть:
Есть голос памяти, зов прошлого, зов счастья –
Они в грядущее указывают путь.

* * *
Голос Бояна, как духа укряжность,
Слышится мне из далёких веков…
Слишком уж много разрозненных княжеств,
Слишком уж много удельных князьков.

ЛИРИЧЕСКОЕ СОСТОЯНИЕ
Сумасшедший баян,
Сумасшедшие песни!
Как вы смели из глаз моих вызвать слезу?!
По какому вы праву мне в душу залезли…
И бросаете в шторм,
И в метель,
И в грозу!

Где-то слышу я посвист разгульной метели.
Буйно катятся волны на берег морской.
И от сильного ветра
Дубы зашумели,
Приглушённый послышался
Треск громовой.

И душа изнывает от странных видений,
То, что было и не было, чудится ей:
В шторм на палубе злюсь я
От частых падений,
И глумится метель над судьбою моей.

Стыдно мне за минутную слабость болезни,
За невольную эту скупую слезу.
Сумасшедший баян,
Грусть цыганская песни –
Вы вместили в себе
И метель,
И грозу.

РОДОСЛОВНАЯ
1
У каждого судьба есть и призванье,
У каждого печать есть на челе…
Я получил основы воспитанья
В крестьянской полунищенской семье.

Отец мой с юности – природный пахарь,
Да и косарь в округе неплохой.
Он сам себе кудесник был и знахарь –
Лечил простуду… ветром и водой.

С иронией к гадалкам относился,
Мол, шарлатанки, денежки гребут.
И сердцем пашням и лугам молился
И говорил:
«Давно я убедился –
От всяких бед спасение – лишь труд».

2
А мать моя всегда дружила с Богом,
Священные читала письмена.
Меня учила:
«Той иди дорогой,
Где истина воочию видна.

Без Бога слаб и жалок человек,
Бежит по жизни он за суетою.
И не найдя отрады средь утех –
Разочарованным придёт к покою…

Блаженны только алчущие Правды.
Кто не забыл дорогу в храм земной,
Тому и в храм вселенной нет преграды –
Мы все стоим у двери роковой».

3
Уроки матери я хорошо усвоил.
И понял я, прилежный ученик:
Завидной участи лишь тот достоин.
Кто Божии премудрости постиг.

Стремлюсь в тиши услышать Божий голос,
Понять неизреченные слова…
Увидеть, как в полях полнеет колос
И как в лугах колышется трава.

Мне слышатся от хуторов глухих
Слова Христа – и от окрестных пашен:
«О маловерные! В страданиях моих,
В мучениях моих – спасенье ваше…»

И потому, на разных перепутьях,
Мирская пыль не застит мне глаза.
Свет вечности… Да в этом же и суть вся!
Свет вечности… Родные небеса!

* * *
У каждого есть свой незримый крест…
Он остаётся в сердце до могилы.
В твоей душе сомненье и протест,
Но ты забыть не можешь облик милый.

И ты готов опять поверить в чудо,
Что слышишь нежный голос средь берёз:
«Я больше так опаздывать не буду…
А ты давно меня, любимый, ждёшь?»

Оделась роща в разные расцветки,
Она не прячет щедрые дары.
Наряд она повесила на ветки,
Как продают на выставке ковры.

Но хрупко всё в природе и непрочно.
Наряд упал на землю, чтоб истлеть.
И лишь закат пылающий за рощей
Так и остался в памяти гореть.

* * *
Я поговорок разных знаю много,
Но ближе мне особая, одна:
В которой боль, тяжёлая тревога,
В которой – испытаний глубина.
«Кто не падал – тот не поднимался…»
Я и ныне верен ей остался.