|
Михаил Анищенко (1950-2012)
ОКТЯБРЬ
За десять лет, прошедших с октября,
Когда меня расстреливали танки,
Страна жила бессмысленно и зря.
Мы в темноте таились, как подранки.
Не сосчитать теперь уже потерь,
Напрасно к Богу Родина взывает:
И тот, кто грабил, грабит и теперь,
Кто убивал, всё так же убивает.
Сгорело всё - от сердца до звезды,
Погибли люди близкие по духу
За десять лет разрухи и беды,
За десять лет хождения по мукам.
4 октября 2003 года
Владимир Бушин (1924-2019)
* * *
Я убит в Белом доме на восьмом этаже,
И меня, я надеюсь, вы отпели уже.
В семь утра я был ранен, а в полтретьего дня,
Два спецназовца пьяных пристрелили меня.
Я не мог им признаться, видя злобный их пыл,
Мне всего восемнадцать, я еще не любил.
Ведь они не щадили и моложе меня,
Ныне в братской могиле мы — большая семья.
Я не знал перед смертью, чем окончился бой,
Но Россию, поверьте, заслонял я собой.
И речей тут не надо, но всегда вас табун,
Что ж не видел вас рядом, патриоты трибун?
А вот справа и слева ощущал всем нутром
Тех, кто пал подо Ржевом в страшном сорок втором.
Им полегче, быть может, чужеземцем был враг,
А меня уничтожил свой подлец и дурак.
Но я пал не напрасно, слез не лейте, друзья!
Есть на Знамени Красном кровь теперь и моя.
А убийц не закроют ни закон, ни броня,
Я убит в Белом доме, кто заменит меня?
КТО ЗАМЕНИТ МЕНЯ?
Я при пушечном громе,
Но не в дальнем краю,
Я в Москве, в "Белом Доме",
Жизнь окончил свою.
Дни за днями промчатся
То шурша, то звеня,
Но уже, может статься,
Вы отпели меня.
Было б думать напрасно,
Будто смерть не страшна
В этом доме прекрасном,
На восьмом у окна.
Был он белым по праву.
Стал он черным тогда.
Он пребудет кровавым
С той поры навсегда.
Я сначала был ранен,
А в пол-пятого дня
Два омоновца пьяных
Пристрелили меня.
Я не стал признаваться,
Видя злость их и пыл,
В том, что мне восемнадцать,
Я еще не любил.
Ведь они не щадили
И моложе, чем я,
Ныне все мы в могиле,
Как большая семья,
В стенах черного дома
Пламя жрало меня.
Все там, словно солома,
Было в смерче огня.
Что вдали и что близко,
Все огонь поглотил.
Там была и расписка,
Что я гроб оплатил.
Полный скорби и гнева,
Пал я с мыслью о том,
Что убит подо Ржевом
Дед мой в сорок втором.
Деду легче, быть может:
Чужеземцем был враг,
А меня уничтожил
Свой подлец и дурак.
Я сгорел в этом доме
На восьмом этаже.
Ничего больше, кроме
Тени в нашей душе.
Хоть частичку России
Заслонил я собой,
Но узнать был не в силах,
Чем закончился бой.
Если вы отступили,
Если бросили флаг,
Как мне даже в могиле,
Даже мертвому, как?
Как хотя бы немного
Обрести мне покой?
Как предстать перед Богом
С болью в сердце такой?
Даже если мне в душу
Его речи вошли,
Против танков и пушек
Что вы, сын мой, могли?
Но отдал не напрасно
Жизнь до времени я -
Есть на знамени красном
Ныне кровь и моя.
Лишних слов тут не надо,
Но всегда вас табун,
Что ж не видел вас рядом,
Патриоты трибун?
А вот справа и слева
Ощутил всем нутром
Тех, кто пал подо Ржевом
В страшном сорок втором.
Наш Союз не разрушат
Ни года, ни снаряд.
Наши гневные души
Над Россией парят.
* * *
Письмо ветерана Великой Отечественной войны капитана Владимира Бушина генерал-майору Борису Полякову, командиру 4 гвардейской танковой Кантемировской дивизии, отличившейся 4 октября 1993 года при артобстреле "Белого Дома", в результате чего погибли наши сограждане
Как живется вам, герр генерал Поляков,
В вашей теплой, с охраной у входа, квартире?
Как жена? Как детишки? Достаток каков?
Что тревожит, что радует вас в этом мире?
Вы довольны ли суммой, отваленной вам
Из народной казны за народные жизни?
Или надо еще поднатужиться нам -
Всей слезами и кровью залитой Отчизне?
А довольны ли ими полученной мздой
Сослуживцы, что били по "Белому Дому" -
Офицеры Ермолин, Брулевич, Рудой?
Или надо накинуть хотя б фон-Рудому?
А повышен ли в звании Серебряков?
Неужели остался в погонах майора?
А его одногодок майор Петраков?
А как вся остальная кровавая свора?
А Евневич, Таманской гвардейской комдив,
Навещает ли вас, боевого собрата?
Вспоминаете с ним, по стакану хватив,
Как в тот день вы громили народ Сталинграда?
Говорят, горько запил майор Башмаков,
Повредился умом капитан фон-Баканов.
Или это лишь россказни для простаков,
Совесть ищущих даже в душе истуканов?
Сладко ль спится теперь по ночам, генерал,
С боевою подругой в двуспальной постели?
Или слышится голос, который орал:
"В плен не брать! Если даже бы сдаться хотели!"
Или видятся вам, лишь глаза призакрыл,
С выражением смертного страха и боли
Девятнадцатилетний студентик Кирилл
И шестнадцатилетняя школьница Оля?
Вы не стары сейчас, вы пока что нужны,
Но наступит пора - и отправят в отставку,
И захочется вам позабыть свои сны,
Тихо выйти во двор и присесть там на лавку.
А потом захотите и к тем старикам,
Что "козла" во дворе забивают часами, -
Это отдых уму и усталым рукам,
По которому вы стосковались и сами.
Подойдете, приветливо вскинете бровь,
О желании сблизиться скажете взглядом,
Но на ваших руках вдруг увидят все кровь,
И никто не захочет сидеть с вами рядом.
Может быть, вам при этом не бросят в глаза
Возмущенного, резкого, гневного слова,
Но по лицам как будто метнется гроза,
И поспешно оставят вас, вроде чумного.
Вы возмездье страны заслужили давно.
Вам Иуда и Власов - достойная пара.
Но когда старика не берут в домино,
Это, может быть, самая страшная кара.
Хоть в глаза вас никто до сих пор не корил,
Но какая у вас проклятущая доля!
Ведь стемнеет - и снова студентик Кирилл
И шестнадцатилетняя школьница Оля...
Вот и все, что хотел я сказать, генерал.
Это ныло во мне, словно старая рана.
Ты гвардейской дивизии славу продал -
Так прими на прощанье плевок ветерана.
Татьяна Глушкова (1939-2001)
СОРОКОВИНЫ
Не в огненной клокочущей геенне,
не в пропастях бездонных и глухих,
не там, где стонут аспидные тени, —
их души водворятся во благих.
Снег забинтует раненую Пресню.
Смотри: кругом — бело, и ветер стих.
Больная совесть обмирает с песнью:
“Их души водворятся во благих!”
Так хор летит!.. И небеса отверсты
для слов любви, мольбы — для слез одних!
И внемлют облака, и слышат звезды:
“Их души водворятся во благих!”
Их души — во благих?.. Без покаянья
принявших смерть?.. Что знаем мы о них?
Светлы в купели чистого страданья,
их души водворятся во благих.
И вся Москва — хладеющий Некрополь, —
как павший Рим, нетленна в этот миг.
Хрустальной кроной вторит звонкий тополь:
“Прими их, Правый Отче, во благих!”
И сизари летят за длинным гробом,
Благая весть трепещет в клювах их.
И веруем в томлении глубоком:
“Грешны — а водворятся во благих!”
Всю смерть поправ
своею краткой смертью,
повергнув в гибель недругов лихих,
одну —
под всей крутой небесной твердью —
узрят они Россию во благих.
И ты молись, дитя в промерзлой шубке,
и ты, старик, — за правнуков своих:
в крови, во гладе, веткой на порубке —
воспрянем, воссияем во благих!..
ГОРИТ ДОМ СОВЕТОВ
Дождь отказался лить — смывать следы,
и снег помедлил — падать простодушно.
И солнце ясным глазом с высоты
глядело на расстрел... И было душно
в тот день осенний: сладковатый чад
клубился ввысь... К а к о й л и с т в ы сожженье?
О снегопад, — как милосердный брат,
приди на поле этого сражения!
Глазам невмочь! Нет мочи — обонять
паленый запах человечьей жертвы;
тысячелетье было не слыхать
такого духа — как восстал из мертвых
Христос... И это капище в Москве
во имя... Да не будет он помянут!..
Чернеют хлопья сажи на траве:
чей взор они, липучие, обманут?
То Ирод из Кремля справляет пир.
Кошерное несут ему жаркое.
Стекает по кистям беспалым жир.
Кровь, как вино,
течет, течет рекою...
НАВЕКИ ПРЕСНЯ КРАСНАЯ КРАСНА...
Еще встает за окнами рассвет,
еще струится осень золотая.
Но нет Москвы. А есть — воронья стая
над стогнами страны, которой нет.
Над выщербленным Зданием Беды,
какое быть желало "Белым домом" —
лакейским флигельком под Вашингтоном,
куда ведут кровавые следы.
И над моей оглохшей головой,
когда дремлю, когда встаю до света,
и вижу: труп плывет у парапета,
отторгнутый речною глубиной.
Ни в воду вы не спрячете концы,
ни в грудь земли, ни в хляби небосвода...
Бредет в острожном рубище Свобода,
ведет коня слепого под уздцы.
Тоща, как Смерть, как черная вдова.
А следом — гулко катится телега...
Не убраны в полях разливы хлеба.
Не убраны тела до Покрова.
И слышу: танки валкие гремят
по старой Пресне — точно по Берлину!..
Нас гнут в дугу. А мы расправим спину.
Священным гневом горизонт объят.
Навеки Пресня Красная красна.
Навеки черен этот ворон черный,
что кружится над Родиной просторной
и над душой — как Спас, нерукотворной,
что плачет, страждет, мечется без сна...
Навеки Пресня Красная красна!
Октябрь 1993 г.
Игорь Жданов (1937-2005)
4 ОКТЯБРЯ 1993
1
Бродили, считали трупы,
Совали гильзы в карман.
Всё было жутко и тупо,
Вонючий синел туман.
Кого-то вели куда-то,
Охранник его шмонал,
А кто-то из автомата
По крышам ещё шмалял.
И камеры стрекотали,
Как будто здесь шло кино,
И танки стрелять устали,
Круша за окном окно.
Какие-то люди пили
Бесплатный голландский спирт,
И парня ногами били,
А он уже был убит…
“Вам дурно?” – меня спросили,
И я отвечал с трудом:
“Не первый позор России
Расстрелянный “Белый Дом”.
2
Похожий на районного пижона,
Тая в глазах смятение и страх,
Опившийся, опухший, оглушённый,
Забывший свой обком и свой ГУЛАГ,
В том августе, больном и безобразном,
Услужливо подсаженный на танк,
В бессилье полупьяном, полупраздном
Заранее согласный - «так на так».
Привыкший разрушать и ненавидеть,
Всех продавать,
Всё предавать огню,
Предвидел ли?
Да где ему предвидеть
И Белый Дом, и Грозную Чечню.
Станислав Золотцев (1947-2008)
РЕКВИЕМ-93
Блажен, кто погиб в наши смутные дни
За Сербию и Приднестровье,
Блажен, кто гасил под Батумом огни
Своей негасимою кровью.
Но трижды бессмертен и трижды блажен,
Кто, грозным не внемля запретам,
Погиб в октябре у пылающих стен
Российского Дома Советов.
Из пуль и снарядов терновый венец
Рукою, в убийстве умелой,
Возложен на черный сгоревший дворец,
Вчера еще мраморно-белый.
У этих расстрелянных пушками стен
Под кровлей державного дома
Распяты они на свинцовом кресте
За верность народу родному!
За верность России, за веру в нее,
За то, чтоб Отчизна не стала
Землей, где заморское правит ворье
Толпою тупой и усталой.
За это стояли они и дрались,
А не за дворцовые своды.
А танки - вдавили в кровавую слизь
Отважную совесть народа.
Не армией русской, самим Сатаной
Расстреляны судьбы людские,
И угольно-черный дворец над страной -
Как символ распятой России.
Как черные угли в московских церквях -
Одежды и облики вдовьи.
Затихла, в немотный опущена страх,
Столица, умытая кровью.
И только за толщей Кремлевской стены,
Облизан холуйскою стаей,
Блаженствует сивый посол Сатаны,
Кровавый триумф обмывая.
В блаженстве палач, но блаженны они,
Кто пал на октябрьской Пресне,
И каждый из павших в грядущие дни
Для новой России воскреснет.
Виктор Коротаев (1939-1997)
* * *
Кровь пролилась. Пробоины зияют.
И дым, и мгла спустились впереди.
Лишь ордена победные сияют
На выпуклой разбойничьей груди.
Кровь вопиет над всем российским краем,
Шатает путеводную звезду,
Но – выплакано все. Мы умолкаем.
А вы готовьтесь к Божьему суду.
18 ноября 1993 г.
Виктор Кочетков (1923-2001)
БЕЛЫЙ ДОМ. 1993
Не все еще предано, не все еще продано
***
Белый дом.
Мавзолей демократии русской.
Президентского воинства
главный трофей.
“Россиянин, внемли,
а не семечки лузгай”,
как советовал
в песне Таганский Орфей.
Белый дом,
почерневший от дыма и сажи,
Осыпается
многооконностью всей.
Бьет со знанием дела
омоновец ражий
Всенародных избранников,
словно гусей.
На фигурном паркете
валяются трупы.
Все раскатистей
рвется в проходах шрапнель.
Под конвоем бредут
депутатские группы,
Не хватает
знакомого окрика: “Шнель!”
И старуха в отчаянье машет:
“Что ж своих-то,
как немцев, ведете в плен!”
И главу за главою
трагедию нашу
Равнодушно показывает Си-эн-эн.
Белый дом,
огороженный белой стеною.
Подойди, гражданин,
помолчи, пожалей,
Подыши грозовою его тишиною.
Помечтай.
Только допуска нет в Мавзолей.
Больше флагу над башней
крылами не хлопать.
Этот шумный собор
онемел на года.
Можно стены отмыть.
Можно выскрести копоть.
Но попробуйте
совесть отмыть, господа!
Деловитость
бредет озабоченно мимо.
Любопытство
выглядывает из-за спин.
И Посланник
печали витает незримо…
Неужели и это мы тоже застим?
***
Не все еще предано,
не все еще продано.
Не все нажитое
пошло с молотка.
Еще остается история Родины,
Ее золотой и железный века.
Еще остаются победы Суворова,
Походы Олега и распри князей.
Еще не продали орудья Авроровы
Заморскому спонсору
в личный музей.
Еще полыхают
рассветные марева
Над солнечным храмом
на речке Нерли.
Еще существуют
курганы Мамаевы –
Твердыни святой,
непродажной земли.
Еще не сжигают
в Хороге и Нальчике
На сборищах шумных
отечества стяг.
Еще охраняют упрямые мальчики
Знамена Победы
в гвардейских частях.
Еще никакой
новоявленный медиум
Стереть не сумеет,
чем жили вчера.
Еще остаются
нетленным наследием
Крутые и гордые годы Петра.
Еще отзывается в ночи осенние
Старинная песнь на заулках села.
Еще не заглохла
дорога к Есенину,
Дорога к Некрасову
не заросла.
Еще не забыты объятия братские,
Еще не угасли святые мечты.
Еще по весне
на могилы солдатские
Кладут полевые живые цветы.
По бросовым ценам
не все еще спущено.
Листаем пока не чужой календарь.
За легкой крылаткой
бессмертного Пушкина
Еще открывается русская даль.
ОДНОПОЛЧАНАМ
Из когорты спасавших,
не из племени богоспасаемых,
мы в ответе за все,
мы с себя не снимаем вины.
И медали звенят —
колокольчики неприкасаемых,
и седины дымят —
остывающий пепел войны.
Нас крестили огнем
в каменистых траншеях над Волгою.
Над могилами сверстников
ломкий шуршит чернобыл.
Мы Победу ковали,
но Победа сегодня оболгана.
Мы державу спасали,
но держава идет на распыл.
Современность беспамятна,
словно сын позабывший родителей.
Рубежи фронтовые
успело песком замести.
Побежденные ныне
обучают как жить победителей.
Офицеры не в моде.
Менеджеры сегодня в чести.
Но у Времени есть
исключений не знавшее правило.
И в сегодняшних бедах
оно подтвержденье нашло:
исчезает бесследно,
что хитрость в наследство оставила,
сохраняется вечно,
что мужество в дом принесло.
Сколько б в эти полвека
нас жизнь не мотала, не маяла,
мы готовы к ответу,
мы с себя не снимаем вины.
И железной травою
на склонах кургана Мамаева
пробивается снова
великая правда войны.
1997 г.
Юрий Кузнецов (1941-3013)
* * *
Что мы делаем, добрые люди?
Неужели во имя любви
По своим из тяжелых орудий
Бьют свои... неужели свои?
Не спасает ни чох, ни молитва,
Тени ада полышут в Кремле.
Это снова небесная битва
Отразилась на русской земле.
Игорь Ляпин (1941-2005)
РАСПЛАТА
Ваши лица от гари серы,
Ваш противник буквально смят.
Что ж вы, русские офицеры,
Опускаете в землю взгляд?
Вам хватило солдат отважных,
Были фланги и тыл крепки.
Что ж играют на скулах ваших
Напряженные желваки?
Руки целы, и ноги целы,
Вашей тактике нет цены.
Что ж вы, русские офицеры,
Так победой удручены?
Вот на этом высоком месте
Над рассветной рекой Москвой
Вы закон офицерской чести
раздавили своей броней,
Орудийным разбили громом.
И народ не забудет, как
Над пылающим Белым Домом
Развевался российский флаг.
Вы, конечно, достигли цели
В этот горький от горя час.
Только, русские офицеры,
И расплата настигнет вас.
Ваш приказ раздавался глухо,
Но уже никогда не скрыть,
Что у вас не хватило духа
Эту бойню остановить.
Ваши губы уже немеют,
И на всём остальном пути
Вам высокое “Честь имею!”
Не позволят произнести.
Евгений Нефёдов (1946-2010)
ПАМЯТЬ
Какая осень, Боже праведный...
Как сердцу чисто!
Какие выборы, парламенты,
Возня министров?..
Какие хлопоты суетные,
Когда повсюду -
Земля пречистая, рассветная
Подобна чуду?
Исчезло злое и нелепое,
Беда остыла.
А может быть, и вправду не было -
Того, что было?..
Ни танков не было, ни кровушки -
Нигде ни грамма...
А палачи сидят в стороночке,
Не имут сраму.
Живут, спокойные и скромные,
Слезам не внемля...
В свой срок и с почестями громкими
Уходят в землю -
Не отягчённые, смиренные,
В венках-букетах.
...Но души, ими убиенные,
их встретят где-то!
Узнают в дальней из обителей,
Взойдут из пыли
И спросят у своих губителей:
"За что убили?
Мы были молоды той осенью,
Мы жить дерзали!
И нашу Родину не бросили
На растерзанье.
А вы и нас, и землю Русскую
Распяли разом".
...И отойдут подальше, грустные,
Как от проказы...
А на земле, под солнцем пламенным,
Над тихой речкой
Поставят мученикам Памятник.
Живой навечно.
2007
ОКТЯБРЬ - 1993
Победили врагов реформы вы!
Пол-Москвы завалили трупами,
Пол-Москвы увезли в Лефортово...
А пока всю страну не вывезли -
Вы надсадно все эти годы
В приложения к телевизорам
Реформировали народы...
Реформируете без устали:
Честных - в нищих, ворье - в элиту,
Душу русскую - в антирусскую,
А теперь вот живых - в убитых!
Конституцию сытым скопищем
Изнасиловали - и рады.
Мы пришли к ней на крик о помощи.
Ну так кто ж из нас - демократы?!
Что там прения, что регламенты...
Ваши доводы - сверхречисты:
Бьете танками по парламенту!
Ну так кто же из нас - фашисты?..
С той землей, где взросли Иванами,
Мы родство разорвать - не в силе,
Вы ж всей плотью - за океанами.
Ну так кто же из нас - Россия?
...Она терпит и терпит, смирная.
Но когда-то остудит ваш пыл:
Кто с мечом к нам придет реформировать -
Тот историю позабыл.
Геннадий Ступин (1941-2012)
* * *
Нет места ни чувству, ни мысли, ни слову
В пространстве, пропитанном кровью и гарью,
Прострелянном танками. Стали мы снова
Тупой и трусливой, покорною тварью.
И нет мне ни правды, ни счастья, ни жизни
В пространстве, пропитанном злобой и ложью.
Я снова изгнанник в родимой Отчизне,
Я снова в ночное иду бездорожье.
И снова, лишённого права и слова,
Лишённого Родины, дома и доли,
Меня укрывает как сына родного
Лес тёмный, овраг и широкое поле.
Коль нету в Отчизне мне места для жизни,
Незримою вечною тенью повсюду
Я буду гулять и свистать по Отчизне
На ужас и гибель ворам и иудам.
В пропитанной гарью и кровью России,
В России, отравленной злобой и ложью,
Я буду сбирать её душу и силу,
Скитаясь в родимом ночном бездорожье,
Копать для её супостатов могилу
Под каждым пригорочком, с помощью Божьей.
Вадим Ярцев (1967-2012)
ВСПОМИНАЯ ОКТЯБРЬ 93-го
Меня, как гайку, завернули.
Отсиживаясь у родни,
Я не пошёл под ваши пули
В те знаменательные дни.
Я – не статист в плохом спектакле.
Мне дела нет до остальных,
Наивно веривших не в танки,
А в Конституцию страны.
Уж эти мне идеалисты –
Лишь им и верить сгоряча
Красивым, выспренним и чистым
Демократическим речам.
Когда вся ваша камарилья
За власть боролась без стыда,
Вы многого наговорили –
И вам поверили тогда.
Меня, по счастью, не задело
Победы вашей торжество.
Я за словами видел дело
И исполнителей его.
Ни новоявленных купчишек,
Ни доморощенную шваль –
Сметённых залпами мальчишек
По-человечески мне жаль.
ОМОН расстреливал и грабил
Под чьё-то бодрое «Даёшь!»
В игру без выхода и правил
Ввязалась эта молодёжь.
Мальчишки, глупые, куда вы?
Какие бесы вас зовут?
Вас демократы-волкодавы
Без сожаленья разорвут!
Но закрутилась ахинея –
Не повернуть назад уже.
И что с того, что я хитрее?
Горчит осадок на душе.
Сплетённый властью крепкий узел
Я в эти дни не разрубил.
Я отсиделся. Сдался. Струсил.
Я сам себя перехитрил...
|
Валентина Беляева
ПАМЯТИ ОКТЯБРЯ 1993
Оглянись, современник, безмолвен и тих.
Не оркестром ли век твой гремит вдоль границы?
Не твои ль времена – у истлевшей криницы
Средь развалин и свалок разводят костры?
Не пещерный ли вихрь буреломов лихих
То сметает столбы леденящей метелью,
То, залив белый свет колокольною трелью,
Из песочных часов воздвигает мосты?..
Ты не умер ещё, соплеменник! Гляди,
Там, на папертях, люди стоят отрешённо.
Ты ускоришь шаги и как тень, отражённый,
Унесёшь за собой безысходность их лиц.
Обернись. Что оставил ты там, позади?
Видишь? Стелется дым над родным пепелищем.
Что же ты? Ты – согбенным невидимым нищим
Побредёшь вслед цепям растворившихся птиц…
И, наверное, вспомнишь, преступно незрим,
Как стоял на мосту, чёрный дым созерцая.
Как вокруг обречённо кричала рыдая
И металась у глаз золотая листва…
Как большая страна под распятьем своим
Тихо плакала в дымно тягучем рассвете,
И в разливах курантов пел западный ветер.
И смывала кровавые лужи Москва…
ГЛАС С ПОДНЕБЕСЬЯ
Оглянись, мой потомок… Вон листик кленовый
И трепещёт, и плачет, прижавшись к холму.
В этот сумрак безвременья, сумрак свинцовый –
Захвати корку хлеба и плащик холщовый
И ступи безоглядно навстречу ему…
Вон скамейка. Присядешь, откинувши ворот.
Озабоченный люд в беспорядке снуёт.
Ты уже понимаешь, хотя и столь молод,
Как Москва – покорённый пришельцами город –
В колокольных разливах – им гимны поёт…
Слышишь – в утреннем хаосе криков сорочьих,
Как играет Вивальди скрипач-виртуоз?
Этот дивный оркестр – верениц многоточий
Должен был превратить тебя в пыль вдоль обочин
Под визжание вдаль убегавших колёс…
Вон, согнувшись, за угол свернул Достоевский.
А за ним – тучи бесов – раскрашенных лиц…
Ты не знаешь ещё, что, печальный и дерзкий,
Только с сердцем одним, так как более не с кем,
Ты однажды посмотришь им в омут глазниц…
Ты им ступишь навстречу! Свободно и вольно –
Потрясённый птенец феодальных времён.
И впервые увидишь, и горько, и больно,
И согбенные плечи, и страх богомольный,
И как ветер вихрит пепел русских знамён.
Ты впервые увидишь рассвет возбуждённый,
Как блестящие когти топырит зверьё…
Но ничтожный лишь миг – и в дали запрещённой –
На гранитной скале, в снег и лёд облачённой,
Будет видно России распятьё твоё…
МАТЬ – СЫНУ
Памяти убитых
и бесследно исчезнувших
соотечественников
в октябре 93-го близ Дома Советов России
Ты стремился бледнея туда безрассудно
Сквозь рокочущий скрежет с немых площадей,
Покаянье свечей и безмолвье церквей,
И последние вскрики земли покорённой…
Я ждала тебя долго, мучительно, трудно.
Я глядела в невидимый призрак двери.
Только вспыхнувший отсвет восточной зари
Возвращал мне прозренье – иглой раскалённой…
Ты ушёл без раздумий навстречу нависшей –
Во мгновение избранной доле своей.
В жутком вальсе листва с обмиравших ветвей,
Соскользнув с твоих плеч, что-то жарко кричала.
А иссохшие пальцы согнувшейся нищей
Осеняли тебя молчаливым крестом.
И неслышный никем мой молитвенный стон
Обнажённая яблонька нежно качала…
А ты шёл безоглядно навстречу глазницам,
Извергавшим в глаза чёрно-огненный дым.
Шёл, не видя, как снегом заносит следы,
И – о чём звонит колокол – не понимая…
И успел лишь кивнуть цепенеющим птицам,
В розовевшую грязь вдруг роняя судьбу…
Я искала тебя… В том песчаном гробу…
Что с тех пор на коленях во снах обнимаю…
Александр Бобров
ИНЕЙ 93-го
С кровью рожден и кончается век.
Страшною силой Россия ведома.
Сыплет внезапный сентябрьский снег
На баррикады у "Белого Дома".
Нет еще стонов и скрюченных тел.
Есть только дикая схватка без правил.
Кровью окраситься снег не хотел,
Отшелестел и под вечер растаял.
Дальше - позор, бабье лето, конец
Без оправданья и без аллилуйи.
Падает русский безусый юнец,
Подло попав под российские пули.
Ими расстреляно ныне во мне
Все, что хранило и было святыней.
А по стране на стерне и броне -
Иней…
Виктор Верстаков
ГОСПОДАМ ОФИЦЕРАМ
Как служится вам, господа
в кокардах с орлами двуглавыми?
Не снится ли ночью Звезда,
сверкавшая отчею славою?
А этот трехцветный флажок,
нашитый на западном кителе,
вам душу еще не прожег,
октябрьских событий воители?
Ах, вы вне политики, ах,
вы не за буржуев, и прочее...
Но кровь, господа, на штыках
на ваших осталась – рабочая.
И вас награждают не зря
крестами на грудь и на кладбище
кремлевские ваши друзья,
нерусские ваши товарищи.
Но вам не дадут за труды,
какого б вы ни были звания,
ни ордена Красной Звезды,
ни ордена Красного Знамени.
Василий Дворцов
ПАМЯТИ АЛЕКСАНДРА СИДЕЛЬНИКОВА
3 октября с крыши американского посольства
снайпер убил Александра Сидельникова –
петербургского режиссёра-документалиста,
снимавшего происходившее у Белого дома.
Талантливый, признанный мастер,
прекрасный друг, отец двух детей.
Отступаем. Всё меньше и меньше
Верных воинов стылой зари.
По-над копьями огненно плещут
Наши стяги в засохшей крови.
Завершили, что нам предрекали,
Искупая не нашу вину.
И вороньи голодные стаи
Закружили ночную страну.
Отступаем. Закончены битвы.
Нашим мёртвым положен покой.
Нашим вдовам открыты молитвы
В белой церкви над чёрной рекой.
Молчаливы в поломанном строе.
В слое пыли не блещут щиты.
И сердца застывают под бронью,
Когда топчем сухие цветы.
Когда всё, что могли, – совершили.
Когда главное всё – позади.
Нас ломали, но нас не сломили –
Наша правда – кресты на груди!
Наша вера – в очах на хоругвях.
Наша воля – в нетварном огне!..
Отступаем в остужинах-струпьях,
Оставляя Россию во мгле...
Отступаем. Но сеем могилы
Самых близких и чистых друзей –
И земля восполняется силой
Из объятий своих сыновей.
Геннадий Иванов
4 ОКТЯБРЯ 1993 ГОДА
Мчатся тучи, вьются тучи…
А.С.Пушкин. Бесы.
Мчатся тучи, вьются тучи.
Но чтоб так? Страшится взгляд.
То летят не камни с кручи –
Убивает брата брат.
Вот ещё один снаряд.
Помутился, что ли, разум?
Покосились ли миры?
От кого идут приказы?
Уж не с Лысой ли горы?..
Это бесы? Им не больно?
Боже, что они творят!
Ну довольно вам, довольно!
А у них глаза горят…
Вот ещё один снаряд.
Мчатся тучи, вьются тучи.
Закрутило, замело.
Мать, ребёнок…Бей до кучи!
На Москве гуляет зло.
Люди, прячьтесь, убегайте
И сидите в уголке –
И к иконам припадайте,
И к Матфею, и к Луке…
Там священника убили,
Там убили казака,
Сколько сотен уложили
Танки – чудо ВПК…
Люди гибнут, разрывает
Их на части, жжёт огнём.
Кто-то кровью истекает
В Белом доме белым днём.
День-то солнечный и ясный,
Но в глазах моих темно.
Крик о помощи напрасный.
Вот ещё снаряд - в окно...
То летят не камни с кручи.
Люди гибнут не в кино.
Мчатся тучи, вьются тучи,
Над Кремлём темным-темно.
ВОСПОМИНАНИЕ О ПАРАДЕ
Как не заплакать, глядя на парад,-
Какие парни, сыновья Отчизны!
Как будто бы и не было утрат
Таких утрат, что всё не кончим тризны.
Какие лица! Свет в них и добро,
И мужество, и доблесть, и волненье!
Кто не готовил рабское тавро,
Кто не искал России униженья…
Враги и многочисленны и злы,
И Русь не раз была огнём объята.
Идут! Чем не Суворова орлы!
Идут! Чем не Кутузова ребята!
За строем строй! А дальше танков дым,
Они всю площадь занимают с ходу…
Никто ещё не ведает, что им
Стрелять придётся скоро по народу.
Какие лица! Свет в них и добро,
И мужество, и доблесть, и волненье!
Ещё на них не выжжено тавро
Трагического их паденья.
Леонид Ивашов
БАЛЛАДА О БЕЛОМ ДОМЕ
Белый дом, Белый дом, Белый дом,
Освященный нечистою силой,
Превращенный Иудой в горящий содом,
Для России стал братской могилой.
Не забыть, не простить тех, кто отдал приказ,
Тех, кто разума голос не слушал,
Кто российскую кровь всем явил на показ,
Кто расстреливал русскую душу.
В этом черном ряду есть и ты - офицер,
Запятнавший святые погоны,
В дикой пляске смертей подающий пример,
Породнившийся с пьяным ОМОНом.
Долг, достоинство, совесть и честь -
Офицерское братство, твои позывные.
Мы по ним измеряем, кто в строю нашем есть,
Не приемлем размытые мерки иные.
Над страною трубят всех мастей трубачи,
Под уздцы повели вновь Россию,
Правят ею невежды, льстецы и рвачи,
Хлещут в душу заморские ливни косые.
В политической драме интриг и страстей,
Племенам дикарей подражая,
Бьются насмерть друг с другом элиты властей,
Для которых - Россия чужая.
Корпус наш офицерский расколот, распят,
Нас смотреть друг на друга в прицел призывают,
В душу льют неустанно предательства яд
И подачками рот затыкают.
Повязали нас кровью, вручив ордена
За убийство, за роль в дикой драме,
За предательство нам заплатили сполна
Окровавленными пятаками.
Даже в первой кровавой гражданской войне
Офицерам наград не давали,
Не считалось заслугой в полыхавшей стране,
Когда русские в русских стреляли.
Нет, не все предают, не все продали честь,
На паркетный елей не сменяв золотые погоны,
Не поддались обману, не восприняли лесть,
Предпочтя сытой жизни свои гарнизоны.
Боже мой! Вопль Россию пронзил
Перезвоном тревожных прелюдий,
Когда ты, офицер, наводил
В Белый дом жерла страшных орудий.
На потомках лежать будет наша вина,
От грехов наших им не отмыться.
Раскаленным свинцом будут жечь ордена,
И кровавые мальчики сниться.
Белый дом, Белый дом, Белый дом,
Освященный нечистою силой,
Превращенный Иудой в горящий содом,
Для России стал братской могилой...
Октябрь 1993 г.
Николай Коновской
ВОСХОЖДЕНИЕ
Памяти защитников Дома Советов
Чернее распаханной пашни
Осеннее небо - над ней...
Тех дней не бывало- ужасней,
И, верно, не будет - черней.
Стоят изваянием люди,
Глядит отрешённо Творец
На гибнущий в танковом гуде,
В огонь превращённый Дворец.
Под залпы безжалостных пушек,
Октябрьским недвижимым днём,
Восходят к Создателю души,-
Очищены смертным огнём.
Пространство сгустившейся боли.
Судеб перемолотых хруст.
"Се - дом ваш на иродов волю
Теперь оставляется, пуст"...
Из мира распада и тленья,
Под жерл орудийных оскал,
Последних - достойных спасенья -
Господь среди ада взыскал.
Владимир Корнилов
ОСЕННИЕ МОТИВЫ
Памяти погибших
в октябре 1993 года.
Боль и горечь на душе,
Озабоченность на лицах,
Если Родиной уже
Помыкает заграница…
От газет тошнит давно:
Всё «сгайдарили» соседям.
Лишь «Кремлевское вино»
Мы с экранов хмуро цедим…
Тучи рваные висят.
За окном октябрь-месяц.
То дожди заморосят.
…То бедой страну завесит.
10 октября 1993 г.
Александр Крылов
Я НЕ ПОГИБ В ГОРЯЩЕМ БЕЛОМ ДОМЕ
Я не погиб в горящем Белом Доме,
И не меня утюжил БТР.
Другого истязал на стадионе
И добивал прикладом изувер.
И вновь плясали сполохи разрывов
По этажам - на россыпях стекла...
А кто-то ухмылялся зло и криво,
Когда чужая кровь ещё текла.
И оставались тёмные разводы
На стенах - от впечатавшихся тел...
Оттуда нам - сквозь дым и через годы
Сияют лики белые, как мел.
А мы - застыли у своих экранов
С молитвой и проклятьем на устах.
И били звери даже ветеранов,
Сжигали мучеников наших на кострах!
И тихо падал маленький священник,
Прижав к груди иконку и гармонь...
Мерцало небо - в блестках луж осенних,
И крестик стиснула нетвердая ладонь.
Но заглушил молитву гром орудий
И гильз отстрелянных струящийся трезвон..
И шли по трупам звери, но не люди,
Чьё имя и доныне - Легион.
А кто-то вел ещё огонь сквозь пламя
На раскалённом верхнем этаже...
И зарево вздымалось, точно знамя -
На том последнем, страшном рубеже!
И уходить коллектором подземки
Мне не пришлось, предателей кляня...
Но лишь мерещится ночами, будто к стенке
Враги тогда поставили меня!
1996 г. Любовь Ладейщикова
ОКТЯБРЬСКИЙ ДЫМ
1.
Едва ли сладок нам казался дым,
Когда над пеплом горько голосили,
Но крепко въелся в души молодым
Продажный дым кремации России…
Крутой рывок истории – & раним,
Пылает время за дворцовой дверцей.
…Неужто алый флаг – не сохраним
И пламенное, плачущее сердце?
2.
Душа в ожогах, потому что стыд –
За потерявших стыд – сжигает душу.
Сгорела плоть, но не смогла остыть –
Живая память, вырвавшись наружу,
Как смертник из горящей западни…
И сгусток гневной совести и веры
Возжег в душе молитвы, как огни, –
В обугленные дни погасшей эры.
КАННИБАЛ
1.
Безвестен тот, кто зубы иль нож
Вонзает в тёплую кровь,
Но если Храм или Дом снесёшь
Иль тысячу тысяч голов, –
Ты место под солнцем завоевал:
Запомнит броня и свинец,
Как жадно принюхивался Каннибал
К костру из горящих сердец.
2.
Похмельное лицо России,
Тяжёлый, неподъёмный взгляд…
Обманутые и босые –
Подобострастно в рот глядят.
Все обещанья и свободы –
Обман глупца и подлеца…
Но отчего так мил народу
Оскал звериного лица?
Блаженны те, что не дожили
До глада, мора, ссыльных мест…
Но все живые – заслужили –
И скорбный путь, и чёрный крест.
РАСПЯТИЕ
1.
Растоптали, предали, забыли,
Всё живое – заживо сожгли…
А давно ли клятвенно любили,
То, что враз под пеплом погребли?
Рядом с изворотливою кликой
Трудно быть, распятою в пыли,
Жертвенной, оболганной, великой,
Оскорблённой совестью земли…
2.
Молюсь, негодую, страдаю, кричу –,
А после – бессильно и горько молчу:
Расстреляно время, распродано…
Злой ветер мою задувает свечу
Но как я кончины твоей не хочу,
Свеча негасимая, Родина!
Октябрь 1993. Страницы из дневника
Екатерина Польгуева
4 ОКТЯБРЯ
Это станет абзацем ещё не написанных книг.
Ты, родившийся позже, не слышавший смертного стона,
Всё прочтешь и изучишь, грядущих времен ученик,
И получишь отметку, как некогда мы за Гапона
И убитых людей, и "бездарные действа царя",-
Слишком бойко твердили, не ведая грозного смысла.
Но прогневался Бог, и кровавая тень октября
За беспамятство наше опять над Россией нависла.
Что ты сможешь понять, не вдыхавший клубящийся дым
Этой страшной беды, когда бойню назвали "победой"?!
Нет, не надо в учебник, как лупят свои по своим,-
Непомерно высокая плата для школьных ответов!
И абзаца не нужно! Из грубой нелепицы слов
Пусть запомнятся лишь имена убиенных мальчишек:
Дима Обух и Костя Калинин, и Юра Песков...
Сколько их! Не забудь ни одно, чтоб Господь вас услышал.
Кто остался в живых, нацарапал углём "отомстим"
У Горбатого моста, где памятник, на пьедестале.
Мы из этих, которые пеплом чуть было не стали,
И поэтому ненависть нашу нестрого суди...
Твой несложен урок,- не придется зубрить наизусть.
В книге только пять строчек (для памяти хватит и песни):
Не пойдешь в палачи - не окрасится Красная Пресня
Цветом крови. Не будешь предателем, выстоит Русь!
21.09.94
***
Подросток на пустынной мостовой...
Раскрытые глаза не видят света.
Листву колышет дуновеньем ветра,
И лишь она здесь кажется живой.
Подросток на пустынной мостовой...
Мальчишеские ломкие запястья.
И призраки несбывшегося счастья
Кружатся над оборванной судьбой.
Подросток на пустынной мостовой...
Сведенные в предсмертной муке брови.
Опять возжаждал дьявол теплой крови
И мальчиков толкнул в неравный бой.
Подросток на пустынной мостовой...
Упавший в ржавь листвы осенней, навзничь,
Убитый воин - беззащитный мальчик,
Пытавшийся весь мир прикрыть собой.
1994, ноябрь
***
Пересиливший страх
И шагнувший в ночную Москву,
Как в разверстую пасть,
Что дышала свинцово и тяжко,-
Для того, чтобы кровью
Его пропиталась рубашка
Перед тем, как падет
На сырую от крови траву.
О, романтика подвига -
Поиски юной души,
Мотыльком на свечу
К ней стремятся вчерашние дети.
Только правда - не правда,
Пока не оплачена смертью.
И в безжалостном небе
Восход равнодушный дрожит.
Комом в горле - зачем?
Он уже без него, этот день.
А живые забудут,
Поскольку живые и сыты.
Может, это не мертвые,-
Может, живые убиты?..
Потому и не мучатся памятью,
Беглой, как тень...
Но настанет октябрь,
Хлынут листья из вспоротых жил
Облетевших деревьев,
И с гарью смешается ветер.
Пересиливший страх
Ничего больше не совершил,
Откупив нашу совесть
Ценой своей жизни и смерти.
5.09.95
Анатолий Пшеничный
МЫ НЕ ВЫШЛИ ИЗ БЕЛОГО АДА
Мы не вышли с тобой из горящего Белого Ада,
Где летели в глаза пепел правды и вечность кадил.
Не ударит салют, не отыщет героев награда,
И нескоро найдут адрес наших могил.
Мы не вышли с тобой и не видели белого флага,
И не видели, как покуражился пьяный ОМОН.
Но мы знали одно - лишь однажды дается присяга
И целуют лишь раз уголок у знамен.
Мы не вышли с тобой, да простят нас подруги и жены.
И поплачет родня, поскорбев по заблудшей душе.
Офицерская честь, мы твои защищали законы
На своем рубеже - огневом этаже.
Мы не вышли с тобой, ну а те, кто стрелял в нас из танка,
Пусть живут и жуют при погонах, чинах и крестах,
Только смерть, господа, не такая уж страшная ранка,
Посмертельнее жизнь, за которою страх.
Мы не вышли с тобой, а кто вышел - и Честь вам, и Слава.
Вам труднее, чем нам, ведь опять впереди у вас бой,
Чтоб Россия жила, чтоб из пепла восстала Держава -
Наша радость и боль, то, что всюду с тобой.
Мы не вышли с тобой из горящего Белого Ада,
Где летели в глаза пепел правды и вечность кадил.
Но придут времена, и героев отыщет награда,
И свеча озарит адрес наших могил.
Александр Симонов
ПАЛАЧИ
Решился «царь» Советы расстрелять
В том октябре снарядами из танков,
Чтоб безнаказанно и дальше воровать,
А деньги - на счета швейцарских банков.
А тот, кто при обстреле уцелел,
Пал жертвой озверевшего ОМОНа...
В Москве царил кровавый беспредел,
Расстреливали нас у стадиона.
И «демократов» было не унять -
За спинами омоновских кордонов
Кричали: «Надо больше убивать!
Неужто у нас мало стадионов?»
И танков купленные экипажи,
Забыв Присягу и налившись водкой,
В палаческом дрожа, в фашистском раже,
Лупили по Руси прямой наводкой.
Трусливые в открытой, равной драке,
В броне укрывшись и в омоновских щитах,
Сидели нелюди в машинах цвета хаки,
И ложью было - «люди» - на бортах.
А люди - были там, на баррикадах,
Те, что Советы вышли защищать...
Мы знаем наших палачей проклятых,
Всё помним и не думаем прощать!
Напрасны обелить убийц потуги
Газет, экрана, своры всей придворной.
Мы помним их кровавые «заслуги»
И «Белый дом», от жирной гари чёрный.
4 ОКТЯБРЯ 1993 ГОДА. РАССТРЕЛ.
Болен лист октябрём,
Он горит нездоровым румянцем,
Снова осень-лиса примеряет рыжовую масть,
Ну а я снова в нём,
Снова флаг полыхает багрянцем,
Снова долг нас зовёт
Защищать Конституции власть.
Вновь холодный рассвет
Этот день над Москвой расстилает,
Баррикады на Пресне и жар митинговых речей,
И Верховный Совет наш
Иудина власть расстреляет
На глазах равнодушных, спешащих домой москвичей.
Танки бьют вновь и вновь,
Наша армия в русских стреляет,
Где теперь экипажи нас смертью разящих машин?
И разбрызгана кровь,
И на стенах она засыхает
Словно кисти горящих октябрьских красных рябин.
Александр Харчиков
ВЕЧНАЯ СЛАВА ПАВШИМ ГЕРОЯМ!
В обожжённом гробу покорённого дома,
На паркетном полу в почерневшей пыли,
Посреди мёртвых тел и кирпичного лома
Отыскали записку и, прочтя, сберегли.
Слог бежит торопясь: «Третий час под обстрелом...
Страшно хочется жить, но скажу наперёд:
Если надо, умру боевым офицером
За Российскую Честь, за Советский Народ!
И пишу я затем, что наверное знаю:
Уцелеть будет трудно - ведь за каждым из нас
До конца проследит озверевшая стая,
И отставки не взять, и не выйти в запас.
Нет патронов и что... против танков патроны?
И на нас пятерых лишь один автомат...
А вокруг только дым и последние стоны
Золотых, молодых убиенных ребят.
Может статься, готовы нам безвестные ямы,
Едкой известью хлорной нас посыпят, кляня...
И уже не узнают наши милые мамы,
Где лежат их сыночки, злую тайну храня.
Расскажите ж своим, коль останетесь живы,
Как над Первопрестольной трупный запах стоял,
Как снаряды рвались, выгорали архивы,
Как ваш друг боевой смертный час принимал,
Как долбили страну в лоб прямою наводкой,
И от горя и гнева задыхалась она.
Те, кто куплен деньгами, наградными и водкой, -
Чем искупится их дорогая вина?!
В водке не утопить страх расплаты тиранам,
И животную дрожь потных рук не унять -
От Святого Суда не спасёт и охрана
Расстрелявшую Русь президентскую рать!»
...Не успел дописать он... Грудь осколком прошило...
Копоть с кровью смешалась... И пальба не слышна...
Оборвалась строка... Сердце болью пронзило...
И печатью вошла в хриплый крик тишина...
Октябрь 1993 г. - сентябрь 2007 года.
Валерий Хатюшин
4 ОКТЯБРЯ 1993 ГОДА
На улицах лица бесцветны и хмуры,
и снова над Родиной мрак диктатуры.
Ни русского клича, ни русских газет.
Затменье России на множество лет.
Опять нас они, как детей, обыграли,
и русские танки по русским стреляли.
И мерзко и горько до слез на душе.
Ужель никогда мы не встанем уже?
Ужель мы всё пропили и проболтали?
Быть может, последних, кто - мог, расстреляли...
Последних бойцов беспредельной страны...
И нет у рабов осознанья вины.
ЧЁРНЫЙ ДОМ
Исподлобья взгляд несмелый,
свечи и цветы кругом...
Дом Советов, белый-белый, —
разбомбленный чёрный дом.
Демократы, автоматы,
сумасшедший белый свет,
в касках русские солдаты,
пуль свистящих красный след...
Что ж вы, гады, в самом деле...
Всех расстрелянных — сожгут...
Мы стояли две недели,
в дождь и снег стояли тут.
А какие песни пели,
ёжась над костром ночным!..
Что ж вы, гады, в самом деле:
разрывными — по своим...
Бэтээры, кровь и стоны,
лиц погасшие черты...
Здесь теперь — цветы, иконы,
свечи, слёзы и цветы...
Демократы, депутаты...
Тщетно сына ищет мать...
Где ж вы, бравые солдаты?
Приходите пострелять...
Нас ещё в России много —
не утративших корней,
и следят за нами строго
дерьмократы всех мастей.
Дышит смерть в их липких лапах,
встал ОМОН зверьем тупым...
Стадиона трупный запах,
белый дом как чёрный дым...
Октябрь 1993 г.
Владимир Хомяков
ОКТЯБРЬ
1
Вижу вновь
дымящуюся кровь я,
ненависти полные моря…
Родина.
Луна у изголовья.
Смертная бессонница моя.
Бей своих.
Чужие не боятся.
Только это, видимо, не зря
отсветы студёные таятся
в жаркой, в шумной кроне октября.
Снова гром,
за ним – другой и третий:
в крепости живой пробита брешь.
Сколько ж надо нам десятилетий
бить поклоны:
«Господи, утешь!..»
Боже, усмири врагов давнишних,
озари им всем
ворота в рай.
Как мы оказались в третьих лишних,
в море зла, что хлещет через край?
Жизнь, как прежде, не даёт ответа.
Только это, видимо, не зря
зреет кровь холодного рассвета
в жаркой, в шумной кроне октября…
2
Прохожу сквозь торжища и стогны –
и везде одно: хвала рублю!
Муза, голос памяти исторгни
и возвысь забытое: люблю.
Но молчишь ты, словно онемела.
Неужель оно запрещено,
это слово, что в груди гремело,
что в крови гуляло как вино?
Кто-то стяг кромешный поднимает
и зовёт куда-то там вперёд.
А душа тот клич не принимает
и его на веру не берёт.
Торжища и стогны – эко диво!?
Толкотня, а больше ничего.
Кто о нас так плачется ретиво,
власти алчет – только и всего.
Это проходили не однажды,
и не сосчитать, в который раз.
Что ж не иссякает чувство жажды
строить дом из вороха прикрас?
Так до благоденствий не добраться,
хоть испепели сто тысяч слов.
Нам свобода, равенство да братство –
поцелуй отрубленных голов.
Торжища и стогны,
ваши крики
опадут листвою октября. …
Отворяет ангельские лики
смертная бессонница моя.
РЕКВИЕМ
Защитникам
Верховного Совета России
Дым расстрелянных зданий.
Танки.
Взрывы.
Свинец.
Ветры красных восстаний
вновь коснулись сердец.
Он из юности ранней,
этот образ,
во мне –
ветры красных восстаний
и Россия в огне.
Чару снова наполню
за былую страну.
Я не умер,
я помню
грозовую струну.
Помню пламень воззваний,
камень горького дня.
Ветры красных восстаний
обжигают меня.
Крики кровные слышу,
вижу гибельный чад.
… Ветры бьются о крышу,
ветры в окна стучат. |
